Она с дружеским участием смотрела на одержимого, сидящего на скамеечке в лифте между этажами.
– Я, как и вы, Мишель, могу жить случайностями и плыть по течению. Вот почему мы вместе этой ночью. Мы мучительно не хотим признавать, что мимолетность затягивается. Глядя на мои седые волосы, вы не рискуете спрашивать, сколько лет на наших часах. Уезжайте завтра один в Каракас, и я начну верить во встречи.
Она закрыла дверь и нажала кнопку пятого этажа.
– Вот мы и на месте. Не знаю, что вы обо мне подумаете, и я, верно, покажусь вам жестокой, но нам уже давно пора познакомиться.
Меня зовут Мишель Фолен. Мои родители – выходцы из Ирландии; изначально наша фамилия была О’Фолейн, но я родился во Франции, и меня записали уже на французский манер. Я пилот гражданской авиации, рост метр восемьдесят, мне сорок пять, и в данный момент я стою на лестничной площадке пятого этажа старого дома на бульваре Мальзерб рядом с женщиной, которая тоже существует на самом деле. Все это настолько явно, несомненно, живо, что испытываемое мной впечатление нереальности вполне естественно и вызвано как раз избытком реальности. У меня нет никакой особой причины находиться сейчас именно здесь, а не где-нибудь в другом месте; это то, что называют «обстоятельствами»: случайно выбили из колеи, случайно протянули руку. В настоящей жизни не существует автопилота.
Я заметил на стене маленький металлический цилиндр, мезузу, которую верующие евреи вешают у входа в жилище, чтобы Бог мог сразу распознать своих и пройти мимо, оставив их с миром.
За открывшейся дверью показался официант в белом пиджаке, из комнат доносился шум праздника.
– Месье… Мадам…
– Лидочка! Как я рада!
Пожилая дама, низенькая и пухленькая, катилась нам навстречу с распростертыми объятиями и смотрела на Лидию, улыбаясь так, будто счастливее ее на всем белом свете не сыскать. Ее иссиня-черные волосы, разделенные спереди пробором, на затылке были собраны в шиньон, заколотый красивым черепаховым гребнем. Ее элегантность, начиная с платья от Шанель и заканчивая кольцами, браслетами и большими серьгами в форме золотых колец, подчеркивала возраст – где-то за семьдесят.
– Лидочка, дорогуша!
Она схватила Лидию за руку и не выпускала, глядя на нее одновременно с волнением, восторгом и напряжением, что подчеркивал звук дрожащих под смычком цыганских скрипок. Мимо прошел метрдотель, держа в руках поднос с икрой. На стенах висели афиши концертов, отзвучавших уже давным-давно: Стравинский, Рахманинов, Браиловский, Бруно Вальтер, фотографии певцов в оперных костюмах и музыкантов во фраках, я никого из них не знал, но выглядели они настоящими знаменитостями.