– Вы пристали ко мне? Вы? – Я даже рассмеялся.
– Да, я. Когда вы толкнули меня там, на улице, и мы посмотрели друг на друга… О, вы все прекрасно понимаете: стоит только отчаяться – и мы уже готовы поверить во что угодно…
– Жизнь борется до последнего.
– Да, а потом я отвернулась, собираясь уйти… проклятое воспитание. Но у вас не оказалось денег, чтобы расплатиться с таксистом, вы растерялись, и вот, пожалуйста, опять миг абсурдной надежды… Вы были какой-то затравленный, обессилевший…
– Словом, вам крупно повезло.
– Неописуемое чувство: помочь другому, когда сам нуждаешься в помощи… Я оставила вам адрес, ушла, а дома бросилась на кровать, разрыдалась… и стала ждать. Он придет, он придет, я хочу, чтобы он пришел. Как семнадцатилетняя. Не стоит полагаться на седину, на зрелость, на опыт, на все, чему мы научились, на те пинки, которыми нас потчевала судьба, на шепот осенней листвы, на то, что делает с нами жизнь, когда действительно постарается. Нет, это остается, оно всегда в нас и продолжает верить. Вы пришли, но меня парализовала… невозможность. Я получила, что называется, хорошее воспитание, то, которое ставит вокруг нас барьеры. Нужен настоящий сдвиг, чтобы проломить их. Я выставила вас вон. К счастью, вы и в самом деле были в безвыходном положении, и вы вернулись… я с вами переспала. – Жалкая улыбка. – О, хуже некуда. Я была зажата, скована запретами. Наслаждение… куда там… С тех пор как погибла моя девочка, я постоянно пытаюсь доказать себе, что не имею права на счастье. Переспать с вами ради вас – этому еще можно найти оправдание: я оказываю поддержку, жертвую собой, это почти нравственно. Но сделать то же ради себя… Брр. Мораль давно рехнулась. Получать удовольствие с человеком, которого даже не знаешь, – патология. Неврастения. Истерика. Фригидность – это когда мораль переспала с психологией. Если теряешь смысл жизни, но все-таки пытаешься жить, то чувствуешь себя виноватой. – Она вдруг осеклась, как будто испугавшись чего-то. – Боже мой, Мишель, я совсем забыла…
– Я тоже. Но так даже лучше. Янник хотела, чтобы я был далеко. Я оказался чуть дальше, чем рассчитывал, вот и все.
Тут появилось блюдо с закусками, но уже после пирожных – ни в какие ворота, и я сухо выговорил за это официанту:
– Полный бардак.
Тот лишь пожал плечами:
– Чего вы ждали, русский вечер…
Какая-то дама преклонных лет подошла попрощаться с Лидией, потому что назавтра уезжала в Зальцбург. Соня подвела прямо к нам трех музыкантов, и они сыграли для нас «Калинку». А я вдруг подумал, есть ли на свете что-либо более жалкое, не считая, конечно, солдатских портянок, чем участь цыганской песни.