– Вы, конечно, знаете…
Уж и не помню, когда я в последний раз был в «Плейеле»[12], и теперь никак не мог сообразить, это арфа или фортепиано. Она раздавила мне руку своим пожатием, выставляя напоказ все зубы, какие были, и, обращаясь к Соне, сказала басом, что завтра возвращается в Штаты, на двухсотлетие.
– Это ученица Шаляпина, полагаю?
– Ах, Мишенька, не будьте таким злым…
Я пропустил еще пару стаканов, разыскивая пропавшую куда-то Лидию, и заметил девочку с огромными глазами, которая важно протягивала мне тарелку с ветчиной. Было душно. Люстра слепила глаза. Скоро в Опере будут давать трилогию Вагнера. Кто-то прекрасно знает Рольфа Либермана. Что-то – настоящий скандал. Байрейтский фестиваль полевел. Кто-то уже не тот, что раньше. Слишком много картинных галерей. Видел бы это Беренсон – в гробу бы перевернулся. Нигде нет нормальных гостиниц. Любая опера оторвет его с руками и ногами. Кто-то всегда это говорил. Девочка с важным взглядом вернулась, неся шоколадный торт, она, оказывается, дочка консьержки-португалки. Соня поцеловала ее в лоб. Никогда еще церкви в России не отказывали стольким страждущим. Он достоин первого приза. Нуриев, Макарова, Барышников. Кто-то был самый великий. Можно ожидать всего. Запомните это имя, я редко ошибаюсь. Я заметил Лидию, которая делала мне какие-то знаки с другого конца комнаты; я попытался пробраться к ней, извиняясь направо и налево, нет больше архитектуры, в Китае всем заправляет жена Мао, «Метрополитен» и «Ла Скала» на грани краха.
– Что, Мишель, вам легче? Вы чувствуете себя… менее одиноким?
Она немного выпила.
– Вы говорили с Соней? Вам, конечно, сообщили, что у меня нет сердца?
– У нее какая-то неизводимая улыбка.
Лидия выглядела изнуренной. Под глазами – чернота. Даже огромная люстра-горилла не могла добраться до этих темных провалов.
– Я так больше не могу. Да, теперь моя очередь. Не знаю, что бы я делала, если бы не встретила вас. У меня нет никакого желания жить.
– Это как раз самый старый способ жить.
– Зря я привела вас сюда.
– Отчего же? Время здесь проходит быстрее.
– Но я обещала, что приду. Соня очень стойкая женщина. Она раз и навсегда решила принимать все так, как есть. Причем с энтузиазмом, потому что, видите ли, это все от Бога. У нее в жизни было столько горя, что теперь ей остается лишь быть счастливой. И потом… «Мы ведь евреи, вы понимаете, это очень, очень давно…» Так давно, что это само по себе уже победа…
Официант протягивал нам блюдо с пирожными. Я взял ром-бабу.
– Может, я и уеду с вами завтра, если вам так хочется. Увидев Алена, вы поймете, почему я к вам пристала…