На софе в центре комнаты, нога на ногу, сидел человек. Он был, бесспорно, очень красив, надо отдать ему должное, однако лицу его, пожалуй, не хватало выразительности – именно из-за чрезмерной правильности и тонкости черт. Безукоризненная внешность героя-любовника. Но то, что в нем было от смазливого сердцееда, компенсировалось очевидной мягкостью и добротой, которые казались естественными для него, словно врожденная учтивость по отношению ко всему сущему. Лет ему было около сорока, он знал, что нравится окружающим, и в то же время как будто извинялся за это. Между тем я отметил странность его взгляда, который не укладывался в доброе старое определение «взгляд с поволокой» из-за странного отсутствия в нем всякого блеска. На нем был темно-синий блейзер с металлическими пуговицами и тщательно выглаженные фланелевые брюки. Черные туфли, начищенные до блеска. Открытый ворот, аскотский шейный платок синего цвета, белая рубашка. Безупречен. Один из тех людей, которые, что бы ни надели, всегда похожи на картинку из модного журнала. Он сидел совершенно неподвижно и смотрел прямо перед собой, не обращая на нас ни малейшего внимания.
В кресле у зашторенного окна здоровый детина – джинсы, майка, бицепсы, кроссовки – листал комиксы.
– Добрый вечер, Ален.
Ален подождал немного, как если бы звуку требовалось определенное время, чтобы дойти до него, потом как-то резко поднялся. Он стоял, держа одну руку в кармане блейзера, и был чертовски элегантен.
– Мой муж, Ален Товарски… Мишель Фолен, мой друг…
Товарски еще немного подождал, внимательно вслушиваясь в каждое слово, потом поднял ногу, согнутую в колене, и так и остался стоять, непонятно зачем.
– Клокло баба пис пис ничего, – произнес он, вежливо указывая на ковер, как будто предлагал мне присесть.
– Спасибо, – ответил я, справедливо полагая, что этим ничего не испорчу.
Телохранитель оставил свое занимательное чтение и поднялся.
– Чуть-чуть черта абсенто так так? – предложил Товарски.
Я осмотрелся, но нигде не заметил никаких напитков.
– Гвардафуй пилит плато и шашлык того, – сказал Товарски. – Пулеле, правда. Венсенский полигон?
Разговорчивый, однако.
– Ромапаш и ля ля, гипограмма и лягуш. Кококар побелел, но кракран за… за… пши… пши… за клукла…
Мне все это начинало надоедать. Я знал, что будет веселенькая ночка, но в подобных развлечениях не нуждался.
– Цып-цып, – сказал я. – Каклу каклу. Апси псиа.
Товарски, казалось, был очарован.
– Пуля-дура задела Монтегю, – сообщил он мне. – Кларнет кости и реве ве ве ве.
Соня сияла от счастья:
– Видишь, Лидочка, Ален уже произносит целые слова, очень ясно…