– Теперь вам лучше, не так ли, Мишель? Вы чувствуете себя немного… не так остро?
Меня мутило.
– Дидья тьяля бябю…
Дидья тьяля бябю. Воля мучительно искала нужного «Лидия, я тебя люблю» и не могла попасть в точку.
Ален Товарски замолчал. Я поднял глаза. На софе возле него лежали тома Жюля Верна, красный переплет серии «Необыкновенных путешествий». А у него был взгляд слепого. Старуха, должно быть, садилась рядом с сыном и читала ему вслух. Он не мог понять, что она читает: до него слова тоже доходили искореженными. Ничего. Она все равно читала ему вслух «Необыкновенные путешествия».
– Тино Росси, – сказал я. – Камю под мандолину, Достоевский под гитару и Данте под барабанную дробь.
Я развернулся и вышел с неописуемым достоинством. В зале еще оставались какие-то гости, они были слишком стары и не могли уйти самостоятельно. Я причалил к столу, к остаткам недавнего пиршества.
– Очень не хватает Спартака, – пожаловался я официанту.
– Да, все выпили. Я тут спрятал бутылочку шнапса, хотите?
Он налил мне в стакан, но я взял всю бутылку. В конце концов, было всего три часа ночи.
– Нужно разорить закрома, – предложил я.
– Здесь так не принято, месье.
– Нужно закрыть частный сектор несчастья. Да здравствует Китай! Когда вас восемьсот миллионов, каждый в отдельности страдает меньше. Просто надо научиться мыслить демографически.
Я налил официанту:
– Давайте. Из братских чувств. Конец эксплуатации, классовой борьбе, диктатуре пролетариата. А то слишком большое удовольствие для этих, наверху. Железная пята, гладиаторские бои, а того, кто остался в живых, тоже пристукнут, погодите. Ваше здоровье.
Он был еще молодой, с веселым лицом, зеленый совсем. Ему, очевидно, не было и двадцати, он еще мог ждать.
– Заметьте, вы, может, пройдете мимо и вас это не коснется. Жертвы не выбираются, все зависит от случая. Мне приходилось даже встречать счастливых цыган. Есть и грузины, которые живут до ста двадцати лет, они едят йогурт. Йогурт, старина, – вот все, что надо. Мы не едим йогурт в достаточном количестве, от этого все несчастья.
Он забавлялся. Ему казалось, что я пьян. Молодость, что они понимают.
Я отправился в прихожую и забрал свой плащ и шляпу. Кажется, все. Ах да, моя дорожная сумка. Но ее можно найти. Я как-то сразу почувствовал себя лучше. Я терпеливо ждал Лидию в коридоре. В конце концов, он ведь ее муж. Им есть что сказать друг другу. Шутка. Я порылся в карманах, ища сигареты; забыл, что бросил курить еще два года назад. Янник настаивала, она говорила, что от этого бывает рак. Когда обе женщины вышли ко мне в коридор, я все еще чему-то смеялся. Усталость мне очень помогла, вытянув из меня последние силы; во всем теле, в крови я вдруг почувствовал прилив доверия, уверенности, они поднимались во мне, как тихая песня. Я вовсе не так наивен, я понимал, что это всего лишь второе дыхание, подачка, чтобы поощрить меня. Да, я буду продолжать. Каждый из нас знает, что он рожден для того, чтобы быть побежденным, но мы знаем также, что никому и никогда еще не удавалось и не удастся победить нас. Кто-нибудь другой, не важно кто, где и в каком заоблачном будущем разобьет наши цепи, и мы сами нарисуем себе на ладони линию будущего.