Позднышев, тоже холостяк, искренне обрадовался намерению Вершинина поехать в Окунево и, захлебываясь, стал расписывать прелести тамошних мест, словно речь шла не о заштатном селе, а об исторической достопримечательности. Лицо его раскраснелось от усердия, и, боясь, как бы следователь не передумал, участковый закончил рассказ фантастической историей о последней рыбалке. Но у Вячеслава и не было намерения менять решение. Он с большим вниманием выслушал Позднышева и, стараясь остаться серьезным, сказал:
— А я-то все мучился, вспоминал, откуда мне знакомо твое лицо.
— Откуда же? — заинтересованно спросил тот.
— Да с картины Перова «Охотники на привале».
— Не вру я, честное слово, не вру, вот посмо́трите, — оправдывался участковый, не поняв юмора.
Вершинин не выдержал и рассмеялся.
Теперь, сидя за спиной радушного хозяина, под стремительный свист ветра он обдумывал, с чего начать.
Первым делом решил встретиться с бывшим секретарем сельского Совета Голиковой, женщиной, которая, по словам Шустова и Вареникова, имела какие-то сведения о девушке, посещавшей Беду незадолго до обнаружения в Прорве трупа.
Вершинин, занятый своими мыслями, не заметил, как они въехали в Окунево. Позднышев заглушил двигатель и принялся отплевываться и вытирать носовым платком пыль с лица и шеи.
— Может, искупаемся? — предложил он после того, как привел себя в относительный порядок.
— Успеем, еще все впереди. Покажи-ка лучше, как устроился.
— Нормально, — Позднышев пропустил Вершинина в небольшую комнату, служившую ему кабинетом. — Здесь работаю, а за стенкой раскладушка стоит. Осваиваюсь потихоньку, год уже скоро.
— Народ-то знаешь?
— Ну, на всем участке, конечно, нет, а вот в Окуневе, Низовом, еще кое-где — знаю.
— О Купряшиной можешь что-нибудь рассказать? — спросил Вершинин, усаживаясь на длинную деревянную скамейку.
— Купряшина… Купряшина… — Алексей недоуменно пожал плечами. — Знаю такую, видел несколько раз. Богомольная старуха, безвредная, идет — глаз от земли не поднимает.
— Говоришь, глаз от земли не поднимает? — задумчиво переспросил Вершинин. — И это все?
— Все, чего же еще? — Уши Позднышева стали пунцовыми.
По интонации собеседника он сообразил, что знает о Купряшиной гораздо меньше, чем требовалось.
— Неужели замешана в чем-нибудь?
— Сядь, Леша, не прыгай, — Вершинин показал на стоявшую у окна табуретку. — За год о людях полагалось бы узнать побольше.
«Стоп, стоп, стоп, — вдруг остановил он себя. — Я, кажется, впадаю в менторский тон, в тот самый тон, который на меня действовал всегда, как красный цвет на быка. А чем Лешка хуже меня? Работаем по времени почти одинаково, но его-то сразу кинули на самостоятельную работу, а я еще в стажерах ходил, другим в рот заглядывал. Нет, так с ним не пойдет. Парнишка он с открытой душой, но может замкнуться, если я буду кем-то вроде скучного наставника».