Дьюла Ийеш рассказывает о посещении «весьма живописного кавказского подвальчика», расположенного напротив нового здания Главпочтамта. «…Мы заявились целой компанией, и для нас с трудом нашлись места. За соседним столом сидели дамы в вечерних платьях и в сопровождении кавалеров. Как мне удалось выяснить, мужчины были иностранными инженерами, а большинство дам – русские. …Это члены профсоюза? – поинтересовался я у официанта. – Конечно, – ответил тот. – Других сюда бы и не допустили».
Все как в арбатовском ресторане из «Золотого теленка» (1931), где пиво отпускалось только членам профсоюза, и «сыновьям лейтенанта Шмидта» пришлось довольствоваться квасом.
Вальтер Беньямин вспоминал о посещении вегетарианского ресторана, в котором стены были покрыты пропагандистскими надписями. «Бога нет – религия это выдумка – мир никто не сотворил». А вот привычных ему европейских кафе он в Москве не обнаружил: «Свободная торговля и свободная интеллигенция ликвидированы. Тем самым кафе лишены публики. Для решения всех дел, включая личные, остаются только контора и клуб».
В другом ресторане, по словам Ийеша, «за мраморными столиками, накрытыми бумажными скатерками, сидели рабочие, которым после смены захотелось выпить по кружке пива. Но были среди посетителей и военные, и, как я уже упоминал, любовная пара, на которую все поглядывали с почтением. Влюбленные, однако же, явно имели некоторый опыт взаимного общения, потому как женщина все норовила отставить подальше от мужчины стакан. А он, готовый вот-вот переступить грань между приподнятым настроением и пьяной дурью, в ответ на эту женскую уловку поднес ко рту бутылку, после чего сделал музыкантам знак повторить. Но те и без того шпарили, как заведенные:
Здравствуй, моя Мурка, Мурка дорогая,
Здравствуй, моя Мурка, и прощай!
Мы тебя поймали в темном переулке,
На, теперь маслину получай!»
«То, что в России тоже любят джаз, неудивительно, – свидетельствовал Вальтер Беньямин (1927). – Но танцевать под эту музыку запрещено: словно пеструю, ядовитую рептилию его держат, так сказать, за стеклом, и он появляется на сцене …как символ “буржуя”».
«Советский гражданин устал от “пуританизма”, в нем все сильнее пробуждается жажда жизни, – писал в корреспонденции из Москвы журналист Николас Бассехес в июле 1932 года. – На террасе “Метрополя”, до недавних пор монополизированной “валютными иностранцами”, все чаще начинают появляться и советские граждане. …Говорят, что скоро будут разрешены модные танцы». Еще недавно они были под запретом. Так оно и случилось, быстро возродились московские рестораны, и те, кому это было по карману, могли отправиться в «Националь» – послушать советских джазменов Цфасмана и Утесова.