После нового года Мария пригласила нас к себе в библиотеку. Получился литературный вечер: читали Некрасова, потом А.К.Толстого «Коль любить, так без рассудку»... Спорили, шутили. К тому времени мы уже знали, что Никон собирается на учебу в спецшколу ВВС в Сталинград. Мы были рады за него, он давно мечтал стать военным летчиком. Но было и грустно. У нас с ним позади три года тесной и красивой дружбы. Сидели мы на одной парте, в школу и из школы — вместе, уроки учили часто тоже вместе. По выходным целые дни проводили в игре в футбол и волейбол. Это по его инициативе мы начали учиться танцам, сперва дома. Все равно никуда не денешься, сказал он. А позже с нашими девчонками осваивали танцы на льду замерзшего пруда под звуки мельничного дизеля. И в десятом классе мы уже танцевали на всех вечерах. Перед отъездом Никона у меня дома собрали вечеринку. Танцевали, с особым чувством пели «В далекий край товарищ улетает»...
После отъезда Никона я сблизился с Ваней Мартыновым, тоже нашим одноклассником, выдающимся техническим талантом. Как-то весной мы ходили на рыбалку с бреднем, улов был ничтожный. Вернувшись, мы стали мыться у меня во дворе. Смотрю, от калитки идет незнакомая девушка. Иван шепчет (глаза-то лучше): Валя Доценко, я пошел! Он поздоровался с Валей и исчез. Действительно, Валя. Светло-русые косы брошены на грудь, улыбается, глаза сияют, лицо в завитушках волос. «Не ожидал? — спрашивает она. — А я увидела Ваню, испугалась, что помешает, а он догадливый». То, что она говорит, — странно и необычно. Легкий озноб пробегает у меня по спине. Я переоделся, и мы пошли бродить по городу. Вечер переходил в теплую тихую ночь, сияла огромная луна, высвечивая дома, заборы, палисадники.
Как начало, так и продолжение разговора было необычным и даже горьким. У нее накопились обиды на нас, самых близких ее друзей. Ей казалось, что Лариса и я нарочно отдалились от нее. Мария занята своей взрослой жизнью. Я попытался уверить ее в наших неизменных дружеских чувствах, но она отмахнулась, дескать, не мешай. И продолжала говорить — тихо, печально, убежденно: «Я так благодарна вам всем, а с вашей стороны дружба оказалась слишком осторожной. Сейчас я одинока настолько, что жить мне не хочется. Я не вижу, как буду жить в этом мире. Мне кажется, что я вообще жить долго не буду, умру молодой». Тут я вскричал: «Да почему же?! Ты молодая, красивая, здоровая — почему о смерти?» А она свое: умру и все. «Не бойся, я не покончу с собой, просто умру».
Это была жуткая фантасмагория. Я ничего не понимал. Мое отношение к ней ни в коей мере не изменилось. Ну, может, мы реже виделись, впереди экзамены. Но пророческий разговор этот скоро вспомнится мне. И лишь совсем недавно я узнал нечто такое, что, может, объясняет ее тогдашнее состояние.