Тем временем сгустились сумерки.
Сирил звонил из будки Рою. Три минуты ушло на сбивчивые восклицания. Затем Сирил закричал: «Да! Да! Да! Жду!» и сообщил, что велено перезвонить через пять минут. Через пять минут было велено перезвонить через десять. Через десять – еще через пятнадцать. Через час «Слепая лошадь» с лязгом и грохотом доставила всю компанию на маленький аэродром. Здесь, на траве, ложащейся от рева моторов стоял авиатор в кожаном плаще и крагах. Запрокинув голову, он допивал йогурт из маленькой бутылочки.
– Вон он! – хрипел Рой, удерживая рукой шляпу. – Курт, конечно, сынок богатых родителей, но в том и дело, что папаша не дает ему ни гроша! Хочет, чтобы тот стал дипломатом! А Курт не хочет дипломатом! Ну, и зарабатывает себе потихоньку всякими трюками для публики да прыжками с парашютом! Хороший парень! Ты не думай, он и наш тоже! Общий! Мы его вскладчину купили!
еИз этого не совсем понятного непосвященному человеку рассказа, следовало именно то, что кучка кадетов из школы Фармана, в которой учились самые разношерстные люди, в том числе, дети весьма и весьма состоятельных родителей, вместе и порознь предпринимала всяческие усилия по приобретению собственных машин. Пусть не «Юнкерс» или «Бреге». Но хотя бы «Хендли-Пейдж», потому что он тоже ничего себе, хоть и старый, еще с войны. В крайнем случае можно было договориться о пользовании вскладчину, покупая главному владельцу бензин. Двадцать-тридцать литров авиационного бензина.
Недешево.
Выяснилось и то, что двухместная развалина, вызывающая страшные сомнения в своей безопасности и вообще способности передвигаться, принадлежит не только Курту. Сирил с Роем были владельцами пятой части самолета.
Это и был «Хендли-Пейдж».
Уже совершенно стемнело. В свете фар было видно, как, хлопнув дверью длинного сарая, бежит с чем-то в руках Сирил. Как подбегает к инспектору Сикорски. Как тот прямо у трапа разувается, стыдливо оглядываясь, снимает свою полицейскую форму, и, оставшись в одном белье, бережно складывает ее на траву. Как, балансируя на одной ноге, натягивает толстые шерстяные носки поверх собственных и облачается в толстенный меховой комбинезон. Как влезает в унты из собачьей шерсти, нацепляет меховой шлем и завязывает под подбородком его длинные уши. Как застегивает на затылке ремешок летных очков, натянув их на лоб и удивительно напоминая гигантского толстого жука. И, наконец, как инспектор, держа руками в огромных меховых рукавицах ботинки и пакет с мундиром, перевязанным бечевкой, поднимается в кабину самолета.