— Я пока о твоём недоделанном муженьке. — Свиблова касается горлышком бутылки бокала. Звучит весёлое «буль-буль-буль». Звук стихает, и я приподнимаюсь, чтобы сделать пару глотков.
— А Олег в твоём представлении нормальный? — интересуюсь, сглотнув.
— Нет. Он спятил. Конечно, если взять на веру его слова о том, что он на тебе помешался. А это, знаешь ли, смягчающее обстоятельство. Даже в суде на это делают скидку.
— Не знаю, помешался ли он, но я такими темпами сойду с ума очень быстро. За что мне это всё, Ленка? — вновь падаю на диван и, запрокинув голову, принимаюсь считать завитки на лепнине.
— Эй, мать. Мы уже проходили эту стадию. Что ты должна спросить вместо «за что»?
— «Для чего?» Да-да, я помню. Но хоть убей — у меня нет ответа.
— А ты не думала, что твоя миссия как раз и состоит в том, чтобы помочь им пережить этот сложный период?
— Ты чего? И ты… ты туда же? — недоверчиво тяну я.
— Да я просто варианты накидываю. Ну знаешь, такой себе брейн шторм.
— Хреновые варианты, Лена.
— Придумай лучше, — обижается Свиблова.
Я пытаюсь! Я столько об этом думаю… И знаете, что? Я только лишний раз убеждаюсь, что это всё вообще не имеет смысла. Ничего не имеет смысла. Даже жизнь. Глупые тараканьи бега. Где в конце нет ни приза, ни медали, ни пьедестала.
— Не могу. Боюсь, моя фантазия иссякла.
Некоторое время мы с Ленкой молчим. Пьём и молчим. Фоном тихо играет радио. В какой-то момент в эфир выходит последний Котькин хит. Не вставая со своего места, я начинаю подпевать красивому голосу дочери. И вроде как пританцовывать. Если можно танцевать лёжа. Свиблова подползает ко мне на коленях. Наливает ещё. Я смеюсь, понимая, что сегодня мы с ней точно нажрёмся, как в старые добрые времена.
— А он тебе что, вот вообще никак не нравится? И не ёкает ничего?
— Кто? Победный? Ёкает. Точней, ёкало…
— Да какой Победный? Олег! Я о нём…
В конце фразы Ленка громко икает. А я замираю, чуть приподнявшись на локте, глядя на неё. Почему-то мне кажется, что я просто обязана ей ответить.
— Я не смотрю на него как на мужчину. Твою бабушку, Лен, он ведь муж моей дочери. Моей больной дочери. Моей Котьки.
— И что? Есть же какие-то объективные параметры. Хочешь сказать, что ты никогда не вспоминала, как у вас было? Ни одного-единственного раза?
— Нет!
Я говорю правду. Если я когда-то мысленно и возвращалась в тот день, когда мы с Олегом переспали, то вовсе не для того, чтобы посмаковать подробности. Моя совесть перед Котькой чиста. Как и перед богом. Если он есть. Признаться, с каждым днём мне все сложней сохранять свою веру.