— Тогда ты святая. Он страшно горяч.
— Эй! Ты чего, совсем что ли?
— Прости, дорогая. Но у меня есть глаза. Кем я буду, если стану отрицать очевидное?
— Понятно. Не у того я решила спросить совета, — с досадой морщусь.
— Ну это как посмотреть. По крайней мере, я говорю правду. А вот что говорит Котька?
Смена темы довольно резкая. Я осоловело хлопаю ресницами, не в состоянии связать одно с другим.
— Ты о чём?
— Что говорит Котька? Почему она ему не даёт? Два года, ты говоришь? Ну ладно, несколько месяцев из этого срока она действительно серьёзно болела. А в остальное время?
— Не знаю. Как я поняла из излияний Олега, дело не в том, что у них совсем не было секса. А в том, что ей он совершенно не нравится, — напрягаю мозги, чтобы вспомнить точную цитату, но все мои усилия напрасны. — А ещё Олег говорит, что она винит его… Ну, знаешь, в том, что произошло.
— В том, что он сделал ей ребёнка?
— Нет, там сложнее.
— Р-р-раскажи, — велит Свиблова, смешно покачиваясь и с трудом концентрируя взгляд на моём лице.
— У нее ведь был пузырчатый занос.
— Я в курсе.
— Так вот он бывает полный — это если какая-то патология в яйцеклетке, и неполный — если клетка оплодотворяется сразу двумя сперматозоидами. У Котьки был второй вариант.
— И что? Ик… Она решила, будто Олег это сделал специально?
— Господи, Лен, да такое хрен спланируешь. Но видно… ей просто нужно кого-то винить в том, что произошло.
— Интересная у неё выходит любовь.
— Это неосознанная реакция! — вступаюсь за дочь. Да-да, я каждый раз за неё вступаюсь. И буду вступаться. Чтобы ни произошло. Я всегда буду на стороне моей девочки.
— Нет. Ничего не сходится. — Свиблова трясёт головой, и от этого наспех скрученная гулька у неё на макушке съезжает набок.
— В каком смысле?
— Если так, им надо разводиться. Ничего хорошего там не будет.
— Но ведь Котька его любит. И он… он говорит, что её чувства взаимны. А ещё он порядочный мальчик и никогда не бросит больную жену. Как бы там ни было.
— Больная какая-то ситуация. Ты уж прости.
— Да за что прощать-то? Думаешь, я сама этого не понимаю? Больная, да. Иной раз кажется, что Котькин рак пожирает всех, кто её окружает. И всё. Но… Ничего. Мы со всем справимся. Правда?
— Конечно. Ох, Сашка, не завидую я тебе.
Да уж. Поводов для зависти нет совершенно. С понедельника у Котьки начинается химия, и вся моя жизнь вновь превращается в бестолковый забег по маршруту «дом — больница — работа». Несколько раз встречаемся с Победным. Он не оставляет надежды со мной поговорить, но теперь я их на корню пресекаю. Если раньше мы могли пикироваться сколько влезет, то теперь мой ответ на все его попытки высказаться и что-то мне втолковать — глухое молчание. Даже сразу после развода я находила в себе силы с ним говорить. А теперь от тех сил ничего не осталось. Как и от желания вести цивилизованный диалог.