Майор подобрался и еще напряженнее вытянулся у двери. А может… сам стал ненароком причиной дурного настроения маршала? Тогда он, майор Скрипник, должен… Маршал взглянул на него пристально, сдвинув брови, и майору показалось на мгновенье, что тот прочитал его мысли. Внутренний жар от головы метнулся по жилам… Но Янов глухо, негромко сказал:
— Хорошо! И пошлите машину за врачом к Ольге Павловне.
— Есть! — Майор разом помягчел — теперь он знает причину плохого настроения маршала. Он уже готов был повернуться, рука легла на дверную ручку, но Янов снова взглянул на него колюче и строго, будто на провинившегося:
— Читали, товарищ Скрипник, что сегодня американский патрульный бомбардировщик уронил в океан атомную бомбу? Понимаете, что означает «холодная война»?
— Означает, что от холодной до горячей один шаг.
— Вот именно! — с какой-то мрачной торжественностью подхватил Янов и умолк. Подряд раза два затянулся дымом сигареты, не поднимая головы, в раздумье проговорил:
— Ну, хорошо… Пожалуйста. Свободны.
Оставшись один, Янов все еще стоял у стола. Бесцельно, равнодушно оглядел большой кабинет. Блекло-сизый дым растекался к двери, бунтуясь и мешаясь с искорками пыли, тускло вспыхивавшими в широких потоках солнечного света, врывавшегося в три боковых окна. Крайний к двери поток обливал светом большой глобус, покоившийся на массивной чугунной кольцевой подставке. Точно литой, отшлифованный шар почти в рост Янова, он от стола казался луженым — так жарко блестел. Там же, ближе к двери, — длинный коричневый полированный стол, по бокам два рядка стульев, обитых кожей. Это — для совещаний, заседаний. Высокий сейф в углу, рядом с письменным столом. На правой глухой стене, занимая почти всю ее, висела зашторенная матерчатым экраном карта. Старинная низкая люстра с гирляндами отшлифованных стеклышек-висюлек пылала радужным семицветьем. Обивка стульев, дивана, двух кресел, утвердившихся по бокам письменного стола, и линкрустовые обои одного тона — кофе с молоком.
Все здесь привычно и неизменно, как было вчера, месяц назад, год… Взгляд маршала скользнул по кабинету и задержался на двери — дверь только что закрылась за майором. Как он смотрел? С болью и жалостью…
Боль и жалость. Есть они у Янова — только от иного: от смрадного, муторного духа войны, которым, ему казалось, уже веяло от тревожных сообщений газет да вот от белых плотных листков бюллетеней. На них в углу красная четкая пометка: «Рассылается по списку». Да, ему кое-что видится иначе, чем другим. И в этом весь смысл и вся особенность его положения…