«Вот так, учись на предметных уроках», — подумал Алексей, кладя трубку и вставая.
Бражин оглянулся:
— Скрипник? Учит? Птица посерьезнее, чем адъютант у генерала Василина. Тот только «хозяин, хозяин»… А вообще адъютант — всегда пострашнее хозяина!
В просторной приемной, с панелями, отделанными под дуб, с десятком самых разных по форме и цвету телефонов, майор Скрипник, не вставая из-за стола, окинул Фурашова наметанным взглядом — этот ли и как он выглядит, — в меру вежливо, с достоинством, будто ничего не произошло, кивнул на дверь:
— Пожалуйста!
Открыв дверь, Фурашов сначала не заметил ни величины, ни обстановки кабинета — только приземистую фигуру маршала за столом. Первый раз видел он Янова, о котором лишь слышал и с которым сейчас предстояло говорить. Собственных ног, ступавших по дорожке, он не чуял. Янов поднялся из-за стола медленно и, сделав два-три шага навстречу Фурашову, поздоровался. Алексей ощутил — рука не твердая, но энергичная.
— Привыкаете? — спросил маршал. — Не успело надоесть?
И, не слушая сухого ответа Фурашова — «Так точно, привыкаю», — показал на кресло. Алексею опять стало жарко: надо ж ляпнуть так глупо, казенно! Зайдя за стол и не садясь, Янов заговорил о том, что, наверное, беспокоило его:
— Нужны, нужны опытные люди и здесь, в «конторе». Знаю, так называют штаб инженеры! Верно, пока мало инженеров, понимаем, важнее, может, они там, в Кара-Суе. Все так! И однако…
Оборвал мысль, твердо взглянул на Фурашова и без всякой связи с предыдущим начал задавать короткие вопросы: когда закончил академию, чем занимался на полигоне. И Алексей, весь подобравшись в кресле — трудно было улавливать глуховатый голос, — отвечал тоже коротко: не угодить бы невпопад.
Янов, проведя ладонью по скобочке волос, заговорил о другом:
— Вот получили отчет по первой работе в замкнутом контуре… Конечно же, великое это дело — новое оружие. Великое! Да вот не просто все и не легко. И тут не только мы, военные, не знаем еще, что к чему, но и сами ученые… И только ли их это дело, — «Катунь», — ученых? Общее! А кое-кто не понимает этого. Есть и прямые противники, и те, у кого принцип — «моя хата с краю». А надо думать всем и скопом помогать появлению нового…
Фурашов слушал с каким-то подспудным раздражением: маршал вроде бы и не замечал его, смотрел в сторону, на зашторенное окно, и говорил негромко, глуховато, для себя — раздумье вслух. Поэтому, когда Янов резко повернул голову, вопрос его застал Фурашова врасплох:
— Понимаете, о чем говорю?
— Понимаю, — не очень уверенно ответил Алексей и от неожиданности, и оттого, что в эту секунду понял свое раздражение, подумал: «Что это он так? Большой человек — сомневается… Приказал — и все!»