На первом курсе я, оказавшись вдали от дома, откровенно пустился в отрыв. Запустил весеннюю сессию. Деканат отнесся ко мне вполне по человечески, позволил до следующей зимней сессии сдать хвосты. Но я понадеялся на авось. Декан сказал – ступай служить, может, мозги на место встанут. После армии возьмем на второй курс, если надумаешь. В прошлой жизни я надумал.
В это раз, мне кажется, это лишнее. Нет, учится я пойду. Это же просто песня, – четыре года пинать гавно, вместо того, чтоб стоять у станка. Нужно только решить, где я буду учиться. То есть, куда я переведусь. Понятно, что не в Москву с Подмосковьем, а в Питер. Но ВУЗ я еще не выбрал. Разрываюсь между ФинЭком и Универом.
В универе сейчас учится Медведев, что предполагает шикарные возможности потом. А ФинЭк – сам по себе возможность. При первых проблесках перестройки забодяжить банчок, по быстрому скоммутироваться с империалистами, и стать их филиалом. На старте реформ это более чем реально.
Только это все пустое. Население хочет как всегда- отсутствия перспектив, в обмен на обещания светлого будущего. А все, кто это будущее делает себе сам, вызывают отторжение. Ладно, успею еще подумать.
Сенсацией утра стал инсульт Зинаиды Вишняковой, директора РайПо. Нет, так-то общественность все понимает. Черезмерно располневшая Зинка не выдержала жары. И, у себя в кабинете, грохнулась в обморок. Сейчас в больнице, в Кавказской, совсем плоха.
Я к этой новости отнесся равнодушно. Смолил лодку. Дело медитативное. Соскрести старый битум, пройтись паяльной лампой, проконопатить, залить битумом, пройтись паяльной лампой… Разделся по пояс под жарким солнцем, развел костер греть битум. Да и приступил. Душно, и если бы не легкий ветерок с реки, то я бы пожалуй отложил до вечера. Но так – вполне терпимо. Свернул из газеты пилотку, и, знай себе постукиваю киянкой.
Так меня и застал двоюродный дед Шура. Он, кстати, занимает в колхозе так и не понятую мной до конца моей жизни должность – ездит на линейке. Линейка- это так называют на Кубани повозку, точь- в- точь как тачанка, только без пулемета. Запряжена парой гнедых. Что он еще делает в процессе езды, я так и не понял.
Дед Шура уселся в сторонке, закурил Приму, и молча, минут десять, наблюдал мой неспешный труд. Потом докурил, и сказал:
– Вишнячиха то – того. Откинулась. – Директор РайПо скончалась в больнице, перевел я мысленно. Заодно подумал, что, похоже, она и в прошлой жизни померла от какой то плохой новости. Прислушался к себе. Нет, не чувствую я себя виноватым.
Дед Шура между тем достал из за голенища хромового сапога плоскую бутылку из под коньяка.