– Понятно. А жаль.
Они обе молчат. Мама теребит ключ от машины, и жизнь кажется такой же неудобной и дурацкой, как маленький севший свитер. Не жизнь, а мука.
– То есть сперва ты всем сказала, что Улле не умеет завязывать шнурки. А потом, когда он пообещал подарить повязку для волос тому, кто его научит, ты решила любой ценой её заполучить? – Мама качает головой. – Вот, значит, как ты истолковала эту историю про Гуннара.
Хедвиг прикусывает щёку. Опять эти чёртовы слёзы. Сколько можно, ведь ей уже девять, почему она никак не научится быть сердитой и непреклонной, как Барашек Бенгт или мама?
Хедвиг отворачивается, прячет лицо рукой. Она пытается сдержать слёзы, но виски сводит от боли.
Мама гладит её по голове, но Хедвиг выкручивается: не трогай меня, раз ничего не понимаешь!
– Детка моя. Не плачь.
Сильные руки крепко обхватывают Хедвиг. На щёку опускается поцелуй. Она втягивает носом мамин запах. И боль отпускает.
– Ты же знаешь, что я хочу для тебя самого лучшего, правда? Хедвиг?
Хедвиг кивает. Теперь ей всё равно. Пусть обнимает. Все эти записки, барашки с глазами каракатицы – теперь это не имеет никакого значения. Стоять бы так в маминых объятиях долго-долго, и, глядишь, жизнь перестанет казаться такой мучительной.
Мама берёт пряди её мокрых волос и убирает за уши. Вытирает сопли.
– И чем же всё кончилось, ты получила повязку? – спрашивает мама.
Хедвиг качает головой.
– Да, нельзя иметь в этой жизни всё, – говорит мама так, будто это пустяк, коробочка с мятными пастилками или пара подтяжек.
Голова закипает и шипит, как забытая на плите кастрюля картошки.
– Но если очень хочется!
– Да ладно тебе, ерунда какая.
– Нет, не ерунда! Ты меня достала!
– Что?
Хедвиг вырывается.
– Хедвиг, ну что не так?
– Всё!
– Ну что, например?
Хедвиг пинает ногой землю. Сбежать бы куда-нибудь подальше и никому больше не показываться на глаза.
– Ответь! Скажи, что случилось?
– Почему ты не купишь оверлок?
– Почему я не куплю что?
– ОВЕРЛОК!
– Зачем же так кричать! Что это такое?
– Швейная машинка! Швейная машинка, которой можно сшивать эластичные ткани!
– А, понятно. Мне это ни к чему. Я не сшиваю эластичные ткани.
Хедвиг хмыкает:
– А могла бы.
– Что?
– Ничего! Ничего, ничего, ничего, ничего!
Она распахивает дверцу «сааба» и падает на сиденье.
Мама садится за руль. Она долго смотрит на Хедвиг. Потом заводит двигатель и выезжает со школьной парковки. И ведь даже сейчас она наверняка больше всего переживает за того старого идиота, который до сих пор сокрушается: «Эх, и почему я не стал директором банка?»