Я способен лишь на фокусы…
Мелкие фокусы…
Даже не настоящий маг… всего лишь «алхимик», жалкий ремесленник…
И мне не суждено подняться выше…
Магия — это дар, которым я обделен…
Будь проклята эта жизнь… будь проклят Создатель, который оказался столь жесток…
Он дал мне испить из чаши, но лишь один глоток… и оставил мучиться от жажды перед источником, до которого мне никогда не дотянуться…
Фокусник-алхимик…
Это было… неуютно. Лена не чувствовала никакого дискомфорта, но где-то в глубине сознания росло понимание того, что это НЕ ее видение. Образы, разворачивающиеся перед внутренним взором, предназначались кому-то иному.
Мама, что ты делаешь?!.. Не бейте его!
Новые образы, новые цвета. Если предыдущие были серы и тоскливы, то сейчас вокруг Лены бушевала ярость. Злость, которую время скрыло прочным щитом от остального мира, однако не усмирило.
Содомит? Нет, это ошибка!
Сынок, ты не виноват. Он прокрался в наш дом тихой змеей, дабы отравить твою душу, но теперь ты свободен. Гадина будет истреблена.
Оставьте его, это ошибка! Он не виновен, он всего лишь учитель!
Повесить его! Нет, сначала отсеките преступные, скверные члены тела его! Сожгите перед его собственными глазами! Срежьте плоть с костей. Никому не позволено смущать юные умы, ибо сказано было после Бедствия — семя мужчины да не будет растрачено впустую, потому что оскудела земля, и населена женщинами, лишенными мужей.
Оставьте его, оставьте… Это несправедливо, это неправильно… Мы только читали старинные книги со стихами… Мама, ведь ты сама хотела, чтобы я изучал науки и искусства.
Вон из нашего дома, мерзкий отрок. Скверна все же пустила в тебе корни, ты жалеешь отступника. Спустите на него кабанов!
Ненавижу вас. Проклинаю вас. Отрекаюсь от вас.
Ярость обжигала, от нее хотелось отвернуться, закрыть глаза ладонью, однако…
Некто или, скорее, нечто обволокло мир бесплотной сетью, буквально вытягивая чужие воспоминания, закручивая их в тяжкий водоворот, загоняющий чужой разум все дальше и дальше во тьму. В забвение. А Лена каким-то чудом оказалась на периферии, на самой границе воронки, где волна уже движется, однако еще недостаточно сильна, чтобы увлечь за собой.
И к ней начало приходить понимание…
Новый образ имел цвет золота и стали.
Смерть. Убийство. Много смертей, много убийств. Холодная, рассудительная жестокость мастера своего дела. Кровь, оплаченная монетами, превращенная в серебро и золото, как будто трансмутированная в тигле искусного алхимика.
Азарт. Победа. Годы боев. И наконец, усталость. Тяжелая, мучительная усталость, когда победа уже давно не приносит радости, а золото кажется нечистым, покрытым несмываемыми пятнами крови.