Когда окутанный клубами дыма варшавский поезд подошел к перрону, они приблизились вплотную к этим людям. Бронек с перрона наблюдал за ними. Убедившись, что та пара, как и его товарищи, вошла в вагон, он спокойно повернулся, пошел в буфет и попросил стопку водки. Когда мимо окна проплыл последний вагон поезда, он вышел на улицу.
Все места в вагоне, разумеется, были заняты, и они остановились в тамбуре. Низенький человечек оказался между ними, а солидная дама — справа. Поезд уже миновал разъезд Радзиминув и подъезжал к Винковицам. Рыжие брови Бенека вопрошающе поднялись, в ответ Зенек опустил веки. В Винковицах он вышел и остановился рядом с вагоном, как бы ожидая кого-то. Раздалось обычное «Просим занять места-а!», лязгнули буфера, и состав, вздрогнув, тронулся. В это мгновение из окна вылетел портфель, послышались крики и какая-то возня, а потом с подножки спрыгнул Бенек.
Они выбежали на пристанционную площадь и без единого слова вскочили в двуколку, запряженную парой вороных. Кони рванули галопом. Через несколько минут двуколка скрылась в лесу.
Вдоль остановившегося поезда бегали немцы, галдя как сумасшедшие. Толпа спекулянтов была в панике.
— Ну и как, Брузда?
— Лучше, чем ожидал.
— Тогда все в порядке. Можно и по домам. — Кос, сидевший на облучке, натянул вожжи, причмокнул, и лошади резво помчали двуколку в сторону видневшейся вдалеке трубы жулеювской фабрики.
— Ты хоть знаешь, что здесь? — спросил Александер, когда Зенек передал ему портфель.
— А меня это не интересует. Я солдат, мое дело — приказ выполнять, а не раздумывать, — отчеканил Зенек с серьезным выражением лица.
— Так-то оно так… Ну да ладно, скажу. В этом портфеле деньги. Та баба — кассир с фабрики, а тот плюгавенький, что с ней ехал, — охрана. Машиной по шоссе деньги возить они боятся, рассчитывали, что поездом не-так опасно будет. А ты молодец. Я о тебе рапорт подам.
— Не надо. Что мне с того? Лучше еще какое-нибудь задание поручите.
Вскоре после этого потребовалось убрать Крамера. И вот тогда отец заподозрил что-то.
— Если не хочешь говорить, не говори, но послушай, парень, лбом стенку все равно не прошибешь, а топором на солнце замахиваться — дело пустое. Война без тебя обойдется, а вот на себя беду накличешь — это факт. Не хотелось тебе напоминать, тяжело, но ты сам-то должен помнить, что ты увечный.
— Отец, перестаньте.
— Я понимаю, что тебе неприятно это слушать, но подумай о себе.
— Не хочу я думать, понимаете? Не хочу об этом помнить! И зарубите это себе на носу, отец: мне наплевать, что я калека! И я еще докажу, что не хуже других! А вы не хотите этого понять! Вы на мне крест поставили до конца жизни!