— Мы счастливы, что у нас теперь есть свой Кэжэнский кантонный отряд башкирских воинов! Близок час полного освобождения родимой земли от нечестивых!..
Народ ждал, что ответит Кулсубай, но он упрямо насупился, уткнул подбородок в ворот бешмета и приказал говорить Шаяхмету. У молодого муллы уши были набиты восхвалениями, и он всерьез решил, что это его чествуют. Поправив чалму, Шаяхмет пронзительно затянул, словно намаз:[9]
— За добрые пожелания спасибо! Да исполнятся ваши сокровенные мечты! Донесутся ваши молитвы до аллаха, и мы победим!.. Наш высокопоставленный друг Дутов-эфенде обещал помощь нам, башкирам, создать собственное государство.
Аксакалы, знатные гости, окружили горделиво сиявшего Хажисултана, раболепно рассыпались в похвалах Шаяхмету:
— Какое светлое счастье иметь такого мудрого сына!.. Молод, а награжден добродетелями!.. И какой речистый!..
Окрыленный лестью, Шаяхмет зычно выкрикнул:
— Священный долг каждого башкира — защищать свою независимую республику!
В толпе кто-то робко заикнулся: «От кого защищать?..» — но смутьяна затолкали, и он, пригнувшись, удалился. Однако чуткий Кулсубай расслышал и тоже подумал, вздохнув, что все башкирские земли захвачены не большевиками, а казаками атамана Дутова и белого сибирского правительства.
Кураисты снова заиграли походную, кровь горячащую мелодию, а Хажисултан-бай приказал деревенскому старосте Мухарраму накормить всласть всадников, Кулсубая же почтительно пригласил в свой дом:
— Милости прошу, дорогой эфенде! Добро пожаловать!..
Нигматулла охотно подхватил:
— Мы, эфенде, должны помогать друг другу. Сафуан правильно говорит: башкиры обязаны жить дружно. А что было прежде, забудем!.. И обиды, и прегрешения! Айда, повеселимся!..
Впервые в жизни Кулсубая назвали господином — эфенде. Поверил ли он Хажисултану и Нигматулле? А ведь совсем недавно Хажисултан-бай приказал посыпать пеплом следы Кулсубая — этот старинный обычай выражал презрение… «Не потому ли я стал уважаемым эфенде, что сейчас полезен баям?.. Возможно, что Хажисултан-бай подобрел из-за того, что я служу с его сыном…»
— Простите, — поклонился Кулсубай, — мне необходимо проведать семью.
Он пришпорил коня, крупной рысью поехал в сторону Юргаштинского золотого прииска.
Хажисултан проводил его ненавидящим взглядом и шепнул Нигматулле и Шаяхмету:
— Удивляюсь — не смогли найти офицера из знатного рода!
И повел гостей в свой дом.