Гульямал не поддавалась на уговоры:
— Станет Москва о нас думать, если Башревком не заботится!
— Я в это верю, апай!
— Москва далеко! Разве узнает Ленин, что мы голодаем?..
— Я напишу товарищу Ленину! — с вызовом сказал Загит. — Помимо Башревкома сообщу. Всю правду напишу!.. Открыто скажу, что Башревком не вникает в народные беды, даже не отвечает на письма канткома. Выложу все, что наболело на душе!
Назифа, хлопотавшая с похлебкой у печи, чутко прислушивалась к разговору и, услышав такое решительное заявление, перепугалась за мужа. Подойдя к столу, хотя это и было неучтивым по стародавним обычаям, она сказала умоляюще:
— Не пиши, ради аллаха! Плохая слава пойдет!.. Большие начальники в Стерле[49] прознают — житья нам не дадут.
— Если я испугаюсь и другие коммунисты забоятся, то что же подумают люди о советской власти! — возмутился Загит. — Они окончательно потеряют веру. И сейчас-то баи и муллы нашептывают грязные небылицы о советской власти.
— Верно, верно, — теперь Гульямал говорила с прежней рассудительностью, — Гильман-мулла науськивает верующих на коммунистов!
— А мы должны разъяснять трудящимся политику советской власти и Коммунистической партии.
— Разъясняй, не разъясняй, а голодного речами не накормишь! Пословица говорит, что у голодного злоба самая ярая!.. Когда в ауле услышали о расстреле Хажисултана и Шаяхмета, то байские шептуны притихли, затаились, а теперь опять будто взбесились.
— А что, это Нигматулла морочит головы мужикам?
— Нет, Нигматулла уехал в Стерле и, по слухам, останется там турэ. В ауле и без него хватает врагов. Пуще всех ярятся твой братец Султангали, Затман и Шахагали да сынки ядовитого змея Мухаррама.
— Чего ж вы их, подлецов, не взнуздаете? — требовательно спросил Загит.
— Попробуй взнуздай, если ты такой шустрый! — снова рассердилась Гульямал-апай. — Ты кем работаешь в кантревкоме? Чекистом? Партийным секретарем?
— Считай — я на партийной работе и чекист.
— Вот и приезжай! Наводи порядок! Покажи силу.
— Разве дело только во мне? Есть же в ауле советская власть!
— Э, вывеска на избе осталась!.. Гайзулла после женитьбы окончательно обленился.
— Разве он женился? На ком?
— Бибисару взял.
Смуглое лицо Загита вспыхнуло жарким румянцем, и он быстро отвернулся, чтобы гостья не заметила его смущения.
Однако умная Гульямал все поняла и многозначительно поджала губы.
«То-то мне всегда казалось, что джигиту нравится Бибисара! Конечно, он старался виду не показать, не раз мне заявлял, что терпеть не может бывшую байскую жену. Значит, себя обманывал!..»
— Твоя Назифа и добрее, и красивее Бибисары, — шепнула гостья.