— Эй, провались, мальгун![24]
В кромешной тьме лошади спотыкались о корни деревьев, о камни, шарахались с тропы в кусты, пронзительно ржали.
И у гордившегося хладнокровием Кулсубая озноб заледенил спину. Мулла Мазгар, бросив поводья, подняв трепещущие руки к лилово-черным небесам, молил всевышнего о спасении.
Ураган затих так же внезапно, как начался, но еще долго падали с высоты сорванные с деревьев листья, жгуты травы, моросила, как мелкий дождь, пыль. Деревья время от времени вздрагивали, будто еще не опомнились от беды. И вскоре небо засияло, как чисто вымытые стекла в окнах родного дома.
Всадники, искренне верившие, что их молитвы и заклинания усмирили нечистую силу, повеселели. Послышались и шутки, и смех. Никто не стыдился, что струсил, — наоборот, люди гордились, что хоть и боязно было на душе, но успели выхватить сабли и отогнать шайтанов. Музыканты заиграли на курае, и усталые кони подтянулись, зашагали быстрее, стройнее, как на параде. Запевалы начали песню:
Отчего ты голову повесил,
Отчего потупился твой взгляд?
Оттого, наверно, ты невесел,
Что все мысли к родине спешат…
И всадники подхватили дружно, могуче:
На широком берегу Урала
Старый тополь шелестит листвой.
Нам врагов бояться не пристало —
Грудью защитим мы край родной.
И откликнулось эхо в лесах, в горах, наполняя песню задором, уверенностью:
Заблудился ночью — путь держи межою,
И она дорогу путнику найдет.
Можно и межою, только б не с нуждою,
А нужда, а горе в дебри заведет!
Кулсубай, как и его всадники, верил в заклинания, пророчества, легенды, наговоры и теперь все еще не мог успокоиться. Жадно вслушиваясь в слова песни, он горько усмехался и безмолвно оплакивал бесцельно прошедшую молодость. Нет, правда, он хотел счастья своему народу, но постоянно чувствовал себя на распутье. «А белым днем заблудишься, если забудешь родное поле». Всегда Кулсубай шел напролом, не умел выждать, осмотреться. Сейчас, с благословения Валидова, он получил обратно свой отряд особого назначения вместе с муллою-комиссаром Мазгаром. Казалось бы, надо радоваться, а он тосковал… Повернувшись к мулле, ехавшему неподалеку, он спросил негромко:
— Эй, приятель, скажи, но честно скажи, не утаивая… Ты ведь и сам не веришь, что на том свете есть ожмах и тамук?[25] Верно?
Мулла неторопливо поправил чалму.
— Зачем тебе это знать?
— Ты, приятель Мазгар-мулла, не хитри, а скажи истину.
— Да, я верю и в рай, и в ад.
— Слава богу, что хоть во что-то веришь!.. Вот что, приятель, на привале поговори с джигитами, чтоб не забивали они голову всякими приметами из-за этого проклятого урагана.