Жены Хажисултана встретили беглянку с негодованием, осыпали попреками, насмешками. Гульмадина и Шахарбану так и вцепились в бедняжку:
— Где пропадала? Бесстыжая!..
— Вернется отец Шаяхмета[26] из Оренбурга, он тебе задаст пылу-жару, выпорет кнутом, привязывай заранее кору к ребрам и спине.
— Можно ли бисэ скакать на жеребце? Срам!..
— За тебя и нам влетит от отца!
Старшая жена Хуппиниса попыталась вмешаться в свару, навести порядок:
— Уймитесь! Укоротите языки! Если Бибисара верхом на лошадь села, то это не грех — в старину были женщины-воины.
Капризные Гульмадина и Шахарбану ее не послушались, гнули свое:
— Смотрите, как свинья вымазалась! Волосы нечесаные! Кто поверит, что она молодая жена бая?
— Валялась, наверно, с кем-нибудь под кустом! — уколола Шахарбану.
Бибисара сидела на нарах, поджав ноги, и плакала, как провинившаяся девочка.
Раскачивая крутыми, мясистыми бедрами, Гульмадина подкралась к ней:
— Чего расхныкалась? Вспомнила, поди, сына нищего Хакима, того самого вшивого Загита?
— Конечно, чужой парень слаще законного мужа! — подбавила Шахарбану.
Хуппиниса была уязвлена неповиновением младших жен и гневно закричала:
— Хватит! Прекратите! А вы-то что вытворяли в огороде с дутовскими офицерами? Скажу отцу Шаяхмета, он вас обеих постегает плетью!
— Ну и жалуйся! — огрызнулась Гульмадина, но притихла, быстренько ушла из комнаты. За нею поплелась Шахарбану, багровая от злости.
— Чего напрасно слезы лить! Сама виновата! Где пропадала два дня? — Хуппиниса говорила ласково, и Бибисара с благодарностью подняла на нее опухшие глаза. — Иди умойся, причешись, надень платье. Аллах даст, вернется из Оренбурга отец Шаяхмета, а ты чистенькая, вот он и раскиснет!..
Как в воду глядела Хуппиниса — после обеда застучали копыта лошадей и колеса тарантаса за воротами, распахнулась со скрипом калитка, послышался дребезжащий голос Хажисултана:
— Эй, вы, бисэ, почему не встречаете отца своих детей? Или подохли все, толстомясые?
Жены, как ошпаренные кошки, выскочили на крыльцо, бросились к повелителю с радостными возгласами, с заученными улыбочками.
А Бибисара забилась в горнице за занавеску. Что будет, то и будет, а хуже не будет… И что за проклятая доля женщины-мусульманки! Выдают замуж по сговору за нелюбимого, но богатого. Правильно в народе говорят, что старый муж заманивает в объятья калачом, а молодой — кнутом… Четвертой женою ветхому старцу подкладывают шестнадцатилетнюю девочку, наивную, доверчивую. А молодой джигит, желанный, единственно дорогой на свете, отвергнут, унижен. Где же божья справедливость, где благоволение аллаха?.. Дом Хажи-султана сущий ад. «Этой ночью со стариком все равно не лягу!» — решила Бибисара, но тотчас перепугалась. Учили ее в детстве, что за спиною каждого человека всегда стоят незримо два ангела и один записывает на скрижалях его добрые поступки, а другой — грехи. Не страшное ли это прегрешение — оттолкнуть мужа, пусть нелюбимого, пусть старого, но законного, с которым Бибисару соединил никах? Гореть ей за такое нарушение священного договора — никаха — в вечном огне и никогда не выбраться из ада.