— Разве он опять перешел на нашу сторону? — круто наклонился к сидевшему у стола комиссару Загит.
— Нет, пока не перешел, — невозмутимо продолжал Трофимов. — Ты, ты и должен уговорить его вернуться в Красную Армию!
— Вы шутите, Николай Константинович! — вырвалось у Загита.
— Да нет, и не собираюсь шутить…
— Я не справлюсь с таким поручением!
— Справишься! Не торгуйся, браток! Ты знаешь характер Кулсубая, сильные и слабые стороны его нрава. Теперь ты стал политически опытнее. Значит, наверняка найдешь ключик к его душе. Торопись! Война не разрешает нам прохлаждаться.
После минутного молчания Загит спросил деловым тоном:
— Кому оставить батальон?
— Заместителю. Никто не должен знать о твоей поездке. Скажешь, что вызвали на совещание в штаб армии. С собою возьмешь самых верных ординарцев. Ну, браток, с богом…
И комиссар по-братски обнял Загита.
После отъезда Трофимова Загит вызвал в штаб батальона всех командиров, сказал, что уезжает на два-три дня, отдал необходимые распоряжения. И поздним вечером с двумя ординарцами уехал.
«Унизительно кланяться Кулсубаю, этому обнаглевшему головорезу!.. Но если партия велела, буду кланяться. Превыше всего интересы революции. Кроме того, нельзя забыть, что дутовцы убили жену и сына Кулсубая. Разве он простит им такое злодеяние?..»
Загит то дремал в седле, то напряженно раздумывал, как же утихомирить строптивого Кулсубая, то любовался дивной красою родной башкирской земли и мечтательно улыбался.
Летняя ночь коротка. Не успели солнечные лучи раствориться в густой черно-синей высоте неба, как уже начал белеть восток, наливаться багрянцем заря. Звезды поблекли, затуманились и, казалось, поредели. Когда резко обозначились на горизонте очертания высоких скалистых гор, проснулись и ликующе защебетали птицы, и чем светлее становилось на земле, тем торжественнее звучало их утреннее песнопение.
Загит был трепетно влюблен в башкирские степи, леса, горы и мог без устали восхищаться их задушевной прелестью. Сейчас, очарованный свежестью раннего утра, он забыл свои тревоги, заботы, огорчения… Джигиты молча ехали позади комбата.
Из разведывательных материалов дивизии и армии Загит знал, где примерно расположен лагерь всадников Кулсубая. Когда подъехали к Белой, величественно, плавно текущей среди пологих холмов, слепяще отражавшей уже высоко поднявшееся солнце, он приказал свернуть вправо. Тропинка бежала вдоль берега, ныряла в заросли кустарника. В белесой, раскаленной солнцем синеве неба — ни облачка. И тихо, очень тихо, лишь птицы разноголосо славят благословенное лето да монотонно стучат копыта коней.