Упавшим голосом, монотонно и нудно, Роман Петрович доказывал неэффективность предпринятой главком попытки стимулировать рост производительности труда.
Трушин разжал слипшиеся от неприязни к собеседнику губы и процедил:
— Говорите только о своем заводе. Вас ведь, кажется, утвердили пока еще директором, а не начальником главка.
Беловежский покраснел. Он не ожидал, что Трушин решится на прямую грубость. Пропустил бестактное замечание мимо ушей. Продолжал гнуть свое:
— Однако стимул не срабатывает. А почему? Да потому, что существует другое правило: если рост зарплаты обгоняет рост производительности труда, то все выплаты из фонда материального поощрения прекращаются. Сложилась странная ситуация: средства для стимулирования роста производительности труда дают, однако использовать их нельзя. Почему? Потому что производительность труда растет слишком медленно. Замкнутый круг.
Трушин отвернулся от Беловежского и устремил отсутствующий взгляд на стену, украшенную огромной диаграммой. На диаграмме жирная красная линия упрямо лезла вверх. Если бы не ограниченность ватманского листа, то она достигла бы потолка и, проткнув его, устремилась дальше — ввысь.
— Вот и выходит: нам сулят пирожное, когда мы и кусок хлеба проглотить не можем.
— Ерунда, — тихим, осипшим от злости голосом проговорил Трушин. — Даже рядовой экономист без труда может подсказать: предела использования фонда материального стимулирования, о котором вы говорите, нет. Речь идет только о том, что вознаграждение нужно заслужить! Понимаете — заслужить!
— Да, — согласился Роман Петрович. — Теоретически можно представить такой уровень производительности труда, который снимает ограничения при выплате материальных вознаграждений. Но только — теоретически… А практически этот уровень недостижим.
— Ерунда, — еще раз произнес Трушин. — Все эти разговорчики о несоответствии теории практике нужны безруким руководителям, чтобы оправдать свою безрукость. Не с того начинаете, товарищ Беловежский!..
Внезапно Трушин успокоился. С насмешкой взглянул на Романа Петровича, спросил:
— Годовой план выполнять собираетесь?
Беловежский замолчал. Он вспомнил, что собирался обратиться с просьбой о корректировке плана. Громобоев заверил его, что предварительная договоренность о такой корректировке имеется, Трушин обещал. Но обещал он Громобоеву, а просить должен Беловежский.
Роман Петрович внимательно глядел на Сан Саныча. Не только он вызывал неприязнь у Трушина, но и сам Трушин был давно уже, с самого начала разговора, неприятен Роману Петровичу. Все было в нем неприятно: и эти зачесанные с боков на лысину волосы, и хрящеватые уши, прижатые к голове и придававшие Сан Санычу хищный вид, склеротические прожилки на впалых и бледных щеках… Но, конечно, больше всего неприятна была его манера разговаривать, как бы исключающая всякую возможность внять доводам собеседника и изменить собственную позицию.