– Что вы, нет, сэр, – сказал Окум. – Я думал, что вы и барышня должны чувствовать жажду после такого продолжительного чтения, вот я и принес вам лимонад.
Они оба поблагодарили его за внимание и, когда он вернулся с пустым стаканом, Мельдон, разговаривавший с Эстерой и Паркли, вздохнул и посмотрел вслед старику с чувством зависти.
«Окажи я это маленькое внимание, – думал он, – и от него отказались бы с каким-нибудь суровым замечанием. Бедняжка! Пусть он ее брат, но я не удивляюсь, что он ревнует к каждому ее взгляду».
Дни проходили, шхуна шла быстро, нигде не останавливаясь. Решили, что это навело бы кубинца на их след, между тем как теперь капитан Стодвик и Дач начали считать свои подозрения неосновательными и старались только как можно скорее добраться до сокровищ.
Обоим больным было лучше. Румянец вернулся на щеки Эстеры. Она с нетерпением ждала того дня, когда осуществятся ее надежды – не отыскание слитков, давно похороненных в море, а полнейшее возвращение любви и доверия мужа.
Давно уже вошли в Карибское море, и цепь островов осталась позади. Теперь Окум постоянно совещался с капитаном. Судно повернули к югу. И в один вечер, пройдя мимо лесистого берега Венесуэлы, дивно красивого в своем безмолвии и диком великолепии, бросили якорь, потому что путешествие почти подошло к концу.
В этот вечер происходило продолжительное совещание, результат которого показался вполне удовлетворителен для Паркли и Дача, потому что Окум и негр утверждали, что остается только одна миля до того места, где лежат потонувшие корабли.
– Надо послать шлюпки и водолазов посмотреть, вода чиста как зеркало, а потом и шхуна подойдет, – говорил старый моряк.
Когда вышли звезды, путешественники залюбовались черной сплошной стеной леса за скалами белого песчаника, где волны блестели каким-то фосфорным светом, и поняли, почему эти сокровища так долго оставались нетронутыми. Здесь владычествовали только лесные звери и даже индийцы, по-видимому, не посещали эту пустыню. Все казалось в таком виде, как первоначально создала природа. И брошенный бурей на эти скалы корабль разобьется, потонет и будет забыт.
Тишина, господствовавшая вокруг, наводила какой-то ужас, так что на шхуне все говорили шепотом; но время от времени какой-нибудь странный вой или дикий крик заставлял пассажиров вздрагивать.
Торжественность этой сцены подействовала и на матросов, которые собрались и разговаривали о сверхъестественных явлениях, о привидениях древних буканьеров, стороживших потонувший клад. Так что все более или менее заразились страхом, и один косоглазый матрос выразил свое мнение, что ничего хорошего не выйдет, если сунешься отыскивать то, чему, очевидно, предназначено лежать на дне морском. Это возбудило хохот Тонио, который назвал его трусливым дураком.