Луиза лежала очень тихо, не было слышно даже дыхания. И только когда рука у меня стала влажной, я понял, что она снова плачет.
– Прости, Боб, – прошептала она, когда я снова начал успокаивать ее. – Просто нам никогда не везло. Иногда я могу жить, понимая это, а иногда просто не в состоянии. Сегодня один из таких плохих дней.
– Переживешь.
– Не думаю. Я больше ни во что не верю.
– Но сюда ты ведь попала? А это везение.
Она повернулась ко мне лицом, внимательно вгляделась в меня, но ничего не сказала.
– Миллионы людей отдали бы свое левое яичко, лишь бы попасть сюда, – продолжил я.
– Боб… – медленно проговорила она и смолкла. Я начал что-то объяснять, но Луиза закрыла мне рот ладонью. – Боб, ты знаешь, как мы сюда попали?
– Конечно. Сесс продал воздушную лодку.
– Мы продали не только ее. Лодка дала нам немного больше ста тысяч долларов. Этого не хватало даже для одного билета. Деньги мы получили от Хэта.
– Твоего сына? Который умер?
– У него была опухоль мозга, – принялась рассказывать Луиза. – Ее обнаружили вовремя, ну, почти вовремя. Она была вполне операбельна. Хэт мог бы жить. Ну, не знаю, лет десять, наверно. Но, конечно, не совсем нормально. У него были затронуты речевые центры и мышечный контроль. Но он мог бы жить и сейчас. Только… – Она потерлась лицом о мою руку, но сдержалась и не заплакала. – Он не хотел, чтобы мы тратили деньги на его Временную медицину. Нам удалось бы заплатить за операцию, и мы снова остались бы ни с чем. И тогда он продал себя, Боб. Продал все органы. Больше, чем левое яичко. Всего. Органы высшего качества, принадлежавшие двадцатидвухлетнему мужчине нордического типа, очень дорогие. Он подписал договор, и его… усыпили. Сейчас части Хэта в десятке людей. Все продали для трансплантации, и мы получили деньги. Почти миллион долларов. Вот так мы и попали сюда. У нас даже немного осталось на прожитье. Вот откуда наша удача, Боб.
– Прости, – сказал я.
– За что? Нам просто не везет, Боб. Хэт умер. Вилла погибла. Бог знает, где мой муж и наш последний ребенок. А я здесь, Боб, и почти все время тоже хочу умереть.
Я оставил ее спать в своей постели и побрел в Центральный парк. Оттуда я позвонил Кларе, но ее не было дома, и я оставил сообщение, где меня можно найти. В парке я провел около часа, лежа на спине и глядя на зреющие ягоды шелковицы. Поблизости никого не было, кроме нескольких туристов, забежавших ненадолго до отлета корабля. Я не обратил на них внимания, не заметил даже, когда они ушли. Мне было искренне жаль Луизу, жаль всех Форхендов, но особенно мне было жаль себя. Им сильно не везло, но то, чего не хватало мне, причиняло гораздо большую боль. У меня не хватало смелости пуститься на поиски собственной удачи.