«Какая женщина могла бы устоять?» — говорил мой отец. У Миссии был муж, замечательный человек, талантливый писатель, веривший в свои деловые способности, основатель первого серьезного прогрессивного журнала. Эдвардс скупил его предприятия, которые влачили жалкое существование, и послал его ворочать какими-то делами на край света. Это был Таде Натансон>[185], вдохновитель «La Revue Blanche». Миссиа была честной супругой. На настояния Эдвардса она согласилась не раньше, чем Натансон, поняв, что бесполезно бороться с ураганом, вернул ей свободу.
Злые языки обвиняли Эдвардса во множестве злоупотреблений. Он даже, будто бы, не придавал чрезмерной цены человеческой жизни. Позднее, после царствования Миссии, вышедшей замуж за художника Сера, Эдвардс во время путешествия по Рейну потерял свою новую жену, известную актрису. После ужина, за которым было немало выпито, она свалилась в реку и не выплыла. Парижские сплетники намекали, что не обошлось без «подталкивания». Но эти намеки ничем не подтвердились. Упоминаю я о них только для того, чтобы дать представление об интересе, с каким французы в начале века следили за каждым поступком Эдвардса. Как бы то ни было, отцу он очень нравился и тот платил ему также известным расположением. Это было тем более примечательно, что Эдвардс ненавидел живопись примерно так же, как отец деловые предприятия. Если Миссии удавалось заманить его на выставку, он исчезал мгновенно и шел выкурить сигару со своим шофером в ближайшей закусочной. Тем не менее он присутствовал на всех сеансах, пока отец писал портрет Миссии. Эдвардс уводил Габриэль в маленькую кухню и играл с ней в карты. Как только Ренуар делал перерыв, он бросался к нему, и они начинали оживленно разговаривать о чем придется. За исключением живописи и коммерческих дел они обнаруживали сходные вкусы во всем — в еде, женщинах, странах — и разделяли одни и те же антипатии.
Отец приступил к портрету Миссии после одного из самых жестоких приступов ревматизма, какие ему пришлось испытывать до тех пор. Его руки скрючились еще сильнее. Именно тогда ему пришлось отказаться от жонглирования мячиками. По утрам он уделял больше времени упражнениям с поленцем. Подбрасывая его, он непрерывно ходил по комнате. Потом всегда извинялся перед консьержкой, мадам Брюнеле, которая жила как раз под его комнатой. Затем в благодарность за терпение подарил ей маленькую картину. В мастерской Ренуар использовал любой перерыв, чтобы поупражняться в бильбоке, и достиг в этой игре большой ловкости. Он почти ничего не ел и пичкал себя антипирином и другими снадобьями. И тем не менее все эти упражнения и лекарства, хотя и не стоили больших усилий, не приносили ему никакой пользы. Были дни, когда он чувствовал такую скованность в суставах, что вынужден был опираться на две палки, для того чтобы пройти несколько сот метров от дома до мастерской. Эдвардса огорчало здоровье Ренуара, и каждый день он привозил с собой нового врача. Тот осматривал Ренуара, качал головой и заявлял, что наука ничего не знает об этой форме ревматизма.