– Слышь, Стёпа, – раздалось в голове. – Ты вот меня правильно пойми сейчас. Валить надо – это да. Но нас как бы и убить могут. Ты не мог бы, как бы это покорректнее сформулировать, жену свою трахнуть напоследок? Заразишь ее мной, а я твое сознание перенесу в нее, если тебя завалят. Ну, это просто ради подстраховки.
– Как это – сознание перенесешь? – спросил Степан Семёныч.
Обладатель голоса, судя по интонации, сейчас поморщился бы:
– Бля, ну вот как я тебе объясню? Убьют – и очнешься в теле жены. Как-то так. Я тебе не нейробиолог и не физик. Жену будешь трахать или нет?
– Буду, – злорадно сказал Кощеев и направился к Зинаиде, тупо и растерянно взиравшей на говорящего с самим собой мужа.
Она закричала, когда он спустил штаны и извлек бугристый извивающийся член, похожий на то самое существо, что жило у него в желудке. Кричала, когда он со мстительной улыбкой вошел в нее. И продолжала кричать, когда Степан Семёныч суетливо собирался, закидывая вещи в сумку.
– Слушай, а может и того в ванной тоже? – с надеждой прозвучало в голове.
– Ну нет, не дождешься.
– Тогда иди и обними его. Не спорь, дольше объяснять буду. И рубашку сними.
Когда недоумевающий Кощеев обхватил руками и прижал к себе Геращенко, его заместитель закричал погромче жены. Его кожа под руками Степана Семёныча словно расплавилась и слиплась с кожей Кощеева. С нарастающим удивлением Степан Семёныч смотрел, как его заместитель сливается с ним в одно целое, как он сам увеличивается в размерах, ассиметрично, уродливо и неестественно.
– Вот теперь заебись, – довольно сказал космический червь, а Кощеев почувствовал, как в груди в унисон забились два сердца.
* * *
– Степан, ты херней не страдай, я говорю – в лес надо валить, пока дороги не перекрыли, – в голосе дрожало волнение.
– Не ссы, мы по-быстрому, – сказал Степан Семёныч, остановив машину у входа в больницу.
Это было просто бинго. Как в лотерею выиграть. У венеролога сидел спортсмен. И врач, и пациент одновременно повернули голову ко входу, когда Кощеев выбил ее с ноги. И у обоих глупо, по-детски вытянулись лица, когда они вгляделись в его изуродованное, разбухшее лицо и голое огромное тело, покрытое розовыми лоснящимися рубцами и неоднородной желто-загорелой кожей. Руки Кощеева, удлинившиеся и увитые змеящимися мышцами, схватили сперва доктора и сорвали с него халат. Когда Степан Семёныч принимал в себя вяло поскуливающего врача, еще больше увеличиваясь в размерах, спортсмен застыл, как кролик перед удавом. А когда жуткое лицо повернулось к нему и потянуло в улыбке губы, обнажая три ряда человеческих зубов, парень запищал, как мышь.