— Как поживаете, доктор Заикин?
— Спасибо, доктор Басов, неважно. Размышляю о vanitate mundi et fuga sacculi[10], а от хорошей жизни этому не предаются.
— Гм… Глядя на вашу упитанную физиономию, не скажешь, что вас терзает мировая скорбь.
— А вы не глядите на физиономию. Вы вглубь глядите, вглубь. Там — пустыня. Пустыня, в которой не растет даже чертополох.
— Значит, это всерьез и надолго. Любовь?
— Была любовь, да вся вышла. А собственно, была ли? Помните: а был ли мальчик? Может, никакого мальчика вовсе и не было?
— Не помню, все-таки, кажется, был. Послушайте, у меня дома есть коньяк. Отличный французский коньяк «Наполеон». Пузатая бутылка с длинным горлышком и кучей медалей. Понятия не имею, по какому случаю моя теща разорилась на такую дорогую штуковину, наверно, вспомнила, как в розовой юности ее спаивал таким вот коньяком какой-нибудь гусар или улан, я их все время путаю. Может, сбегать принести? Все-таки воскресенье, выходной.
— Ценю вашу щедрость и великодушие, доктор Басов, но, как говорил один великий писатель, у меня зубная боль в сердце. На нее коньяк не действует, даже самый распрекрасный, в пузатых бутылках с узкими горлышками и кучей медалей. Ее можно вылечить только спрыгнув с нашей водонапорной башни без парашюта.
— Скверный юмор, доктор Заикин, что-то сегодня мне не нравится ваш юмор.
— А думаете, мне он нравится? Такова се ля ви, как говорит одна наша общая знакомая, Ниночка Минаева. Послушайте, доктор Басов, только честно, вам никогда не хотелось плюнуть на онкологию и заняться, например, проблемой облысения? В смысле предупреждения и восстановления… В конце концов умирают не только от рака — от разных болезней, и мы знаем — их пока много. А кто подсчитал, сколько молодых людей, что называется, в расцвете сил и дарований, убила преждевременная плешь, — явление столь же непостижимое и необратимое, как рак, над которым мы ломаем свои многомудрые головы? Займитесь проблемой облысения, доктор Басов, с вашей шевелюрой только ею и заниматься, и когда-нибудь благодарное человечество поставит вам памятник из золота девятьсот девяноста восьмой пробы.
— Ну да… А потом не спи ночами, и думай, чтоб его не спер какой-нибудь фарцовщик. И сам гоняй собак, которые облюбуют для своих надобностей постамент. Хороший вы друг, доктор Заикин, нечего сказать! Втравить в такую авантюру… С меня хватит и рака. Вы слышали, умер Вашкевич.
— Когда?