Время от времени в подвальную комнатку заглядывал Вересов. Убедившись, что дело идет на лад, он приказал выдать экспериментаторам сложные приборы, которые ни изготовить «самотужно», ни выклянчить в другом институте явно не представлялось возможным.
Когда, казалось, оборудование операционной подошло к концу и можно было приниматься за эксперименты, обнаружилось, что нет гидроизоляционного воротника-мембраны. И тут уже им не мог помочь никто. Изготовление мембраны, которая надежно изолировала бы голову от нагревающегося тела, оказалось слишком сложным, оно требовало специальных исследований, специальных материалов.
Заикин уверял всех, что именно из-за этой окаянной мембраны он облысел (хотя все знали, что это случилось гораздо раньше), Восковцев — что поседел, Басов — что нажил нервный тик и гастрит. Несколько месяцев они, как проклятые, клеили, кроили, сшивали, рвали — все было безнадежно плохо. Написать Арденне? А где взять валюту?
Когда-то Эйнштейн в шутку сказал, что подлинные открытия совершают невежды. Все знают, что надо делать так, и нельзя — иначе, а невежда не знает этого. Он приходит, смотрит и говорит: а почему не сделать вот так… Пробуют, делают, и получается открытие. В этой шутке была доля правды. Они видели у Арденне мембрану. Они знали, что должна быть мембрана. Они уперлись в нее, как баран в новые ворота, и больше ни о чем уже не могли ни думать, ни говорить. Наконец они сдались и пошли к Вересову: нужно было изыскивать способ купить готовую мембрану в ГДР или забросить всю работу по гипертермии.
Вересов знал об их муках с гидромембраной, но в зубах у него она еще не навязла. Он пришел в операционную, посмотрел выкройки, пощупал толстую резину, потоптался вокруг ванны и сказал:
— Послушайте, ребята, а зачем, собственно, вам эта мембрана?
Все трое остолбенели и уставились на него красными, как у кроликов, глазами.
— Но, Николай Александрович, — первым пришел в себя Восковцев, — как же мы сможем без мембраны погружать больного в горячую воду? Это ведь…
— А зачем нам погружать больного в воду? — пожал плечами Вересов.
— Argument tu mad ignorantium[11], — прошипел Заикин и нервно засмеялся. — Вот это другой разговор. Если незачем, тогда я пошел. Только почему вы не сказали нам об этом раньше, профессор? Мы ведь около года убили на эту самодеятельность, и при том, заметьте себе, исключительно в нерабочее время.
— Постой, — остановил его Вересов. — Я не в том смысле, чтобы закрыть работу, наоборот… Скажите, есть ли какая-нибудь разница, погрузим мы больного в ванну или заменим это дело душем?