* * *
По пути к Генри-стрит Билли заметил билборд и принялся на него ругаться. Это была агитация против молочного животноводства. Постер изображал корову, вылизывающую своего теленка. За надписью «Молочная индустрия отнимает малышей у матерей» следовал призыв под знамена #ВыбирайВеганство.
— А что вы нам, суки, предлагаете? — ревел Билли. — Оставлять теленка при корове, пока он не вырастет и не начнет крыть собственную мамку? Так, по-вашему? Плодить инбридных уродов, как в королевских семьях? Чтобы у коров вымя разрывалось от мастита? А?
— Билли, — сказала я, — не обращай внимания.
Мама пихнула меня локтем.
— Мы вот-вот пройдем мимо почтамта. Это его успокоит.
* * *
Дублинская игла маму не впечатлила.
— И Джойс рядом с ней похож на карлика. — Она неодобрительно поцокала языком, шагнув к обледенелой статуе. Джойс задрал нос и оперся на трость. Ладонь его лежала на бедре, шляпа была сдвинута набекрень. Мама взирала на него снизу вверх.
— Любовь, любовь, любовь моя, я одна без тебя, почему?
Мы с Билли переглянулись.
— Вот где можно пожрать на славу. — Билли кивнул на вращающуюся дверь кафе «Кайлмор».
— Мам, так что ты хотела купить? — спросила я.
— Мне нужна новая обувь, чтобы идти ко всенощной.
— Отлично, нам будет где поискать, — сказала я, увлекая ее прочь от статуи.
После полуторачасовых колебаний мама купила в обувном отделе универмага «Арноттс» пару сапог — черные кожаные ботильоны на невысоком каблуке и с золотыми пряжками. Она переобулась прямо в магазине и прошагала в них пол-улицы. Потом сморщилась, сняла их и объявила, что хочет вернуть.
Продавщица пришла в ярость.
В следующем магазине мама сняла туфли и принялась бродить босиком, рассматривая товары. Мы уже подустали. Билли помрачнел. Заходить в другие магазины он отказался и вставал у входа, скрестив руки на груди и беседуя с охранниками.
Я заметила серебряные сапоги на шнуровке, которые Ксанта, по ее словам, купила в благотворительном секонд-хенде за десятку. Эта пара стоила сто сорок пять евро. В самый раз для рейва на Луне.
Когда я обернулась, мамы рядом не было, остались только ее туфли. Далеко уйти она не могла. Я еще минул десять бродила по магазину, дожидаясь, пока она появится.
* * *
Наконец я вышла к Билли с мамиными туфлями в руках. Он беседовал с до боли общительным мужчиной из «Эмнести Интернэшнл», одним из людей в желтых куртках, которых я научилась избегать.
— Дебби! Ты ни за что не догадаешься, кто этот человек. Мы с ним родственники!
— С тобой ее тоже нет, — сказала я, чувствуя, как голова начинает идти кругом. — Билли, кажется, я ее потеряла.