Немного отрезвил меня звонок Татьяны:
– Люба, ты вышла? Все в порядке?
– Более чем. Знаешь, я тут подумала, почему и твою шкуру должна спасать? От тебя ведь пользы ноль.
– Как же ноль, Люба? – оторопела она. – Я тебе звоню от беспокойства, адептов новых присматриваю – ни одного достаточно полоумного не присмотрела, но самое главное – являюсь кормушкой для Зла, чтобы ты могла информацию собирать!
– Бе-едненькая, – проблеяла я издевательски. – Еще поплачь там, обиженка. Всю жизнь в масле каталась, а в кои-то веки и от нее участия потребовали. Сука ты неблагодарная, хоть и гарвардская. Хотя сейчас стало непонятно – а на кой хрен нам вообще Гришаню уничтожать? Симпатичный богатый грешник, каждая разумная баба о таком мечтает. И ты мечтаешь, не спорь. С большим трудом ноги сдвинутыми держишь – и только потому, что ему на фиг не сдалась. А вот я сдалась, потому что потребуется десяток выскочек твоего уровня, чтобы в стоимость моего пальца сложились.
– Люба, это ты? – после паузы она задала вопрос. – А если ты не Люба, то почему говоришь Любиным голосом?
– Я, я, – заверила брезгливо. – Что, не особенно нравится правду слышать, обиженка?
Вообще-то, мне было бы приятно, разревись она сейчас, потому и не скидывала вызов. И пока представляла, как с удовольствием потрошу котят – кстати, а почему я их ни разу не потрошила? Они ведь смешно визжат. Прицепились эти котята, взялись в мыслях откуда-то. Хотя и разбавляют ожидание, пока Таня там расплачется.
Но она не расплакалась – задышала часто, вздохнула, а потом заговорила, с каждой фразой наращивая темп и громкость:
– Это я-то обиженка? Ты ничего там не попутала, дорогая? – ее агрессия мне тоже пришлась по душе. С такой подружкой скандалить приятнее, она сразу зубы наружу вытаскивает. – Да я с первого класса как проклятая! Пока ты во дворе с подружками собачье дерьмо пинала, я то к репетитору, то на курсы. Все ждала, когда папа похвалит. Но меня не хвалили – только ставили новые планки! И я их брала! В отличие от всяких уборщиц!
– Как я и сказала – закомплексованная обиженка. Бедную девочку папа с мамой не любили, вот она и живет по их указке, чтобы похвалили, – констатировала я хладнокровно.
И Татьяна вдруг ответила спокойно:
– Любили. По-своему и сильно. Но любовь далеко не всегда бывает полезной. Не всегда, Люба. Знала бы ты, как я иногда завидую – тебе и всем, кому не надо каждый день брать новые планки…
Наконец-то, расклеилась и слезу пустила, а то строила из себя бронебойную машину. Но ее признание приятно удивило – особенно после того, что она обычно говорит. Вот и вся обратная сторона стервозности – детские обиды и жалобы на жизнь. На этом я вызов и отключила, пусть ей еще неприятнее станет от моего равнодушия. Однако что-то кольнуло – не в душе, а в памяти. В другой момент я после такой истории напомнила бы этой неприятной девице, что заеду к ней, сварю опять нам обеим куриный супчик и просто посижу рядом. Не потому что мне ее жаль, просто иногда нужно с кем-то посидеть рядом и сказать, что все в жизни преходяще – особенно после лечебного супа. Мне такой мама готовила, когда я простывала. И ведь действительно, моя родительница надеялась, что я стану бухгалтером и обеспечу себе достойное будущее, но не запрещала притом успевать жить. Это я везучая или мама тупая? Сейчас бы я тоже в Гарварде диплом зарабатывала, а потом ныла первой встречной, как мне жизнь поломали лишней любовью.