Жан Расин и другие (Гинзбург) - страница 343

В этой книге рассказывается о том, как во времена пленения иудеев в Персии (история приурочивает эти события к V веку до нашей эры) персидский царь Артаксеркс однажды разгневался на царицу Астинь за непослушание, прогнал ее от себя и приказал собрать самых красивых девушек со всей страны к нему во дворец и приводить их к нему поодиночке, чтобы он мог выбрать преемницу Астинь. У израильтянина Мардохея воспитывалась его юная родственница – сирота по имени Есфирь, отличавшаяся необыкновенной красотой, разумностью и благонравием. Мардохей отправил ее к царю, велев не открывать никому своего имени и происхождения. Есфирь понравилась Артаксерксу больше всех прочих красавиц, и он сделал ее царицей. Между тем у царя все больше входил в милость некий Аман, выходец из племени амалекитян, враждебного иудеям. Все подданные Артаксеркса обязаны были кланяться Аману и падать перед ним ниц. Один Мардохей этого не делал. Тогда уязвленный Аман решил погубить не только самого Мардохея, но и весь его народ, уговорил царя издать указ об истреблении всех евреев в назначенный день. Марходей сумел сообщить об этом Есфири и велеть ей отправиться к царю, чтобы поведать ему тайну своего рождения и просить милости для своего народа. Хотя за появление перед царем без его зова грозила смертная казнь, Есфирь решилась пойти к Артаксерксу и сумела разоблачить Амана, добиться отмены страшного указа и восстановить справедливость для Мардохея и всего еврейского народа. В память об этих событиях евреи по сей день ежегодно справляют праздник Пурим.

Почему Расин остановился на этом сюжете и какую избрал форму для его воплощения, он сам объясняет в предисловии к «Есфири». Рассказав о распорядке жизни в Сен-Сире, о том, что девиц там учат декламировать стихи и петь, он продолжает: «Однако поскольку большинство наших лучших стихов сочинены на сюжеты весьма светские, а наши лучшие арии – на слова крайне изнеженные и приторные, способные дать опасные впечатления юным умам, то именитые особы, пожелавшие взять на себя руководство этим учреждением, высказали желание, чтобы было создано произведение, которое было бы лишено всех этих недостатков и вместе с тем обладало бы частью этих достоинств. Они оказали мне честь поделиться со мной своим намерением и даже обратиться ко мне с вопросом, не взялся ли бы я написать на какой-либо благочестивый и нравственный предмет нечто вроде поэмы, где пение было бы соединено с повествованием, причем целое должно бытъ связано действием, которое сообщало бы вещи живость и не могло бы наскучить.