Переезд мольеровской труппы в столицу был хорошо продуман и тщательно подготовлен. Провинциальные актеры завоевали расположение брата короля, Филиппа, герцога Орлеанского, и стали называться «Труппой Месье» (так именовали во Франции брата короля). Помещение они себе сняли заранее – старый зал для игры в мяч. Это не очень удобно и роскошно, но вполне приемлемо: большинство французских трупп пока играет в таких вот вытянутых в длину прямоугольниках с боковыми галереями. Так что, заимев могущественного покровителя и зал для спектаклей, можно начинать работать. Но Мольер метит выше. Он добивается разрешения показать свое искусство в Лувре, самому королю. И с этого дня – 24 октября 1658 года – Мольер остается крепко связан с Людовиком, сочувствуя его замыслам, повинуясь его капризам, развлекая его и восхваляя, получая от него досадные приказания, искренне одобрение, символические знаки милости, весомые награждения и подлинную защиту.
«Молодой двор» – приближенные Людовика, фрейлины его очаровательной невестки Генриетты Английской, супруги Филиппа Орлеанского, среди которых была и прелестная Луиза де Лавальер, – в своих мнениях и поступках, конечно, не сообразовывались с доктриной Эпикура или Гассенди; многие из них и имен-то таких не слыхали. Но сам образ и стиль их жизни свидетельствовал о, так сказать, бытовом эпикурействе. Срывать цветы наслаждения, пока молод, давать волю сердечному чувству, даже если оно влечет прочь от супружеского ложа, проводить долгие часы в роскошных забавах – охоте, пиршествах, под шутки комедиантов и нежащие душу звуки скрипок; править страной исходя из трезвого расчета и помыслов о земной пользе и земных благах, отступая от этих правил лишь из соображений собственной земной же славы, земного первенства для себя и своей страны – ясно, что подобные устремления молодого короля должны были натолкнуться на самое суровое осуждение и упорное противодействие Церкви.
Так оно и было. И в этом противостоянии забывались распри ультрамонтанов и галликанцев, иезуитов и янсенистов: бродивший по Франции призрак вольнодумства их сплачивал. Самые ревностные священники и миряне объединялись тайным Обществом Святых Даров. То была могущественная и очень разветвленная организация. Целью она себе ставила дела благотворительные: собственно филантропические – посещение узников в тюрьмах, помощь больным и нищим; внутрицерковные – борьба с ересями любого толка; но не гнушалась Шайка святош, как называли Общество в просторечье, и наблюдением за порядком у семейных очагов, слежкой за беглецами со стези добродетели. Иной раз Общество заходило так далеко, что даже вызывало неудовольствие официальной Церкви, чьи функции оно узурпировало. Но в том, что касалось поведения Людовика, сходились все защитники патриархальной морали, естественно отдававшие себя под покровительство той, кого это трогало более всех, в чьем сердце отзывалось самой живой болью, – королевы-матери, Анны Австрийской.