И этот охотник на пленных людей, а не на диких зверей и птиц покорно последовал за ней, пошел подле женщины с ружьем. Когда они приблизились к роще, из кустов внезапно выскочила косуля. Она помчалась по полю и вскоре слилась с бурой листвой прошлогоднего орляка и высокой травой. Робинсон проводил ее взглядом и, когда подпрыгивающий белый хвост исчез из виду, сказал:
– Вы и на косуль охотитесь?
– Обычно нет. Только если их становится слишком много, – отвечала Эвелин, ведя его в самую глубь чащи. – Или если приходится избавлять от мучений раненое животное. Недавно, например, одна косуля застряла в ограждении. Если у них серьезные повреждения и маловероятно, что они поправятся, я их пристреливаю. Не люблю оставлять раненых животных на съедение лисам и воронам.
И тебя прикончу, не волнуйся, пристрелю насмерть, чтобы ты не выполз из потайного местечка.
Робинсон огляделся: вокруг густой лес.
– И что потом бывает с тушей? Только не говорите, что вы распиливаете ее на куски и убираете в морозильник.
– Нет, – рассмеялась она, – мне даже пальцем не приходится пошевелить. Пристреленных животных съедают лисы.
Мои друзья, лисы, и тебя сожрут, будь уверен.
Держа руки в карманах, Робинсон с хозяйским видом обозревал лес, проглядывавшие сквозь деревья поля, угодья, сад и старый дом. Потом спросил:
– Вы уверены, что в скором времени найдете здесь еще одного фазана? У меня ноги окоченели в мокрых сапогах!
Теперь за дело. Час настал. Но прежде он должен узнать, за что.
– Окоченели? – произнесла она. – Вы не знаете, что такое настоящий холод.
– Это вы о чем? – хмурясь, он повернулся к ней. – Зря я не надел еще одну пару носков. Ноги чертовски замерзли.
– Вы никогда не мерзли так сильно, как заключенные, над которыми вы издевались в центре для допросов. Вы тогда упивались своей властью, да?
Робинсон в смятении покачал головой:
– О чем вы говорите?
– Я не забыла, что вы там вытворяли. Вам было все равно, выживут узники или нет. Зачем нужно было их пытать?! И вы ни во что не ставили жизнь моего дорогого отважного супруга.
– Послушайте… – он шагнул к ней, но она отступила и вскинула ружье.
– Стойте там, где стоите. Я долгие годы этого ждала. И не делайте лишних движений. Вы даже имени его не помните, да? Моего супруга, моего ненаглядного Хью?
– Минуточку, Эвелин. Опустите ружье.
– Я видела, как вы вели себя в Бад-Нендорфе. Там вы были в своей стихии. Человеческая жизнь для вас ничего не значила – только конечный результат.
– Бред какой-то, – Робинсон снова шагнул к ней, но она опять нацелила на него ружье, и он, подняв руки, остановился. – Так, я вижу, что вы расстроены. Но давайте будем благоразумны. Во-первых, все это было очень давно. Во-вторых, каждому из нас порой приходится выполнять неприятную – да, признаю, неприятную – работу. Вы же это понимаете?