– Почему они не выплывают? – спросила Майя.
– Потому что море очень глубокое.
– И папа сейчас там?
– Да, на дне моря. Самолет разбился, папа заснул, и его годы истекли.
Майя Фритц никогда не ставила под сомнение эту версию событий. В последнее Рождество, которое они провели на «Вилле Елена», Элейн в последний раз срезала желтоватый куст и украсила его хрупкими цветными шарами, приводившими девочку в восторг, оленями, санями и карамельными тросточками, под весом которых гнулись ветки.
В январе 1977 года произошло несколько событий: Элейн получила письмо от бабушки и дедушки, где говорилось, что впервые в истории Майами шел снег; президент Джимми Картер простил вьетнамских уклонистов; Майк Барбьери – а Элейн всегда втайне считала его одним из таких уклонистов – был убит выстрелом в шею, его обнаженное тело обнаружили на берегу реки Ла-Миэль, он лежал лицом вниз на берегу, его залитая кровью борода была мокрой, течение реки играло его длинными волосами.
Крестьяне, которые его нашли, сначала сообщили об этом Элейн, а только потом уже властям: она ведь тоже была гринго. Ей пришлось присутствовать на судебном разбирательстве, прийти в муниципальный суд с открытыми окнами и включенными на полную мощь вентиляторами, которые то и дело сдували бумаги со столов, чтобы сказать: да, она знала его, и нет, она не знала, кто мог его убить. На следующий день она упаковала в ниссан все, что туда поместилось: одежду, свою и дочки, сумки, набитые деньгами, броненосца, которого звали так же, как убитого гринго, и отправилась в Боготу.
– Двенадцать лет, Антонио, – сказала Майя Фритц. – Мы прожили вдвоем с мамой двенадцать лет, практически в бегах. У меня отняли не только папу, но бабушку с дедушкой. Больше мы их не видели. Они приходили всего пару раз, и это заканчивалось ссорой, и я не понимала почему. Приходили другие люди. Мы жили в крохотном домике в районе Ла-Персеверансия. Гостей у нас было много, всегда было полно американцев – из Корпуса мира, из посольства. Говорила ли мама с ними о наркотиках? Не знаю, возможно, и говорила. Или о добровольцах, которые научили крестьян готовить пасту из коки, как учили раньше выращивать марихуану. Хотя этот бизнес тогда еще не был таким, каким стал позже. Но если и говорила, я не прислушивалась: ребенку такое не интересно.
– И никто из гостей не спрашивал про Рикардо, не говорил о нем?
– Никогда. Удивительно, правда? Мама создала мир, в котором не было места Рикардо Лаверде, а для этого нужен талант. Маленькую ложь, и ту трудно удержать в секрете, а она построила целое здание вот такого размера, настоящую пирамиду. Я представляю, как она дает указания гостям: в нашем доме не говорят о мертвых. О каких мертвых? О тех, которые умерли.