— Нет, я опоздал на последний автобус, — заученно ответил молодым голосом незнакомец. Акцент явственно слышался в его речи.
Он шагнул ближе, и Олег увидел усы и очки. Как и описала Джордана Олеся и как Ермилов сам запомнил Тимсона, неосмотрительно засветившегося на записи, сделанной видеокамерой в кафе. В Москве еще очень мало было видеокамер. Кто мог подумать, что они есть и в этой забегаловке в Останкино?
— Меня зовут Роберт.
— Сергей, — машинально ответил Ермилов, пораженный, что Тимсон назвал свое подлинное имя.
— Мне Майкл много о вас рассказывал. И у меня, и не только у меня, сложилось впечатление, что вы перспективный человек. И дело не только в ваших полезных знакомствах, но и в вашей работе, в вашей сообразительности и аналитических способностях, если судить по той статье, которую мы читали о Петрове.
— Спасибо! — Олег изобразил, что польщен. — Но далеко не все меня так высоко оценивают, как вы. А если и оценивают, то не в долларовом эквиваленте.
— Да, я слышал о вашем стесненном финансовом положении. Но это дело поправимое. Вам придется подписать только одну бумажку. Давайте присядем. Тут у стены скамейка. Я там вас и дожидался. Присядем.
Он взял Олега под локоть, и Ермилов изумился, какие крепкие пальцы у этого на вид щуплого парня.
Уже посветлело, и Олег разглядел скамью у стены. Тут, наверное, курили механики и дожидались своих машин из ремонта автовладельцы. Рядом со скамьей стоял искусно вырезанный из шины и спаянный воедино с колесным диском вазон, куда кидали окурки.
— Майкл сказал, что у вас есть запись показаний одного человека. Нам было бы очень интересно ее прослушать.
— Без проблем. У меня с собой диктофон. В нем интересующая вас кассета. Включить?
Роберт кивнул и подался вперед.
— Но там по-болгарски… — предупредил Ермилов.
— Все равно. Включите.
В сумерках этого грязного двора, пропахшего бензином и машинным маслом, зазвучала болгарская речь. Олег, разглядывая фальшивые усы своего потенциального куратора, подумал, что жизнь разведчика — это не погони и перестрелки, а грязный задний двор и тайны, покрытые московским, или лондонским, или нью-йоркским, или каким угодно мраком.
Запись закончилась, Ермилов нажал на кнопку, выключив диктофон.
— Вы отдадите мне кассету? — Тимсон протянул руку. Но увидев, как колеблется Олег, достал из кармана конверт: — Вот возьмите. Я думаю, это вас устроит.
Ермилов отдал кассету, а сам, приоткрыв конверт, с жадностью в него заглянул и тут же бережно спрятал во внутренний карман куртки.
— Подпишите это, если вы готовы.
— Когда живешь как самый последний нищий, все что угодно подпишешь, — пробормотал Олег.