ОА: Я бы сказала мейнстримовым…
ГК: Да, а у нас в то время шло разрушение, деконструкция и ньювейверовская интеллектуальная игра. Кажется, они тоже это почувствовали и, по крайней мере, в мастерские больше не приезжали.
ОА: Не кажется ли вам, что советская гендерная политика трансформировала женщину из существа домашнего и приватного (до революции) в общественно-политическую сферу: женотделы, брачное законодательство, защита материнства, квотирование. В конце брежневской эпохи эта трансформация вызвала ответную реакцию в виде женской попытки выскользнуть из обязательной общественной жизни с помощью молчания, незаметности? Об этом, в частности, говорит Константин Звездочетов в книге Эндрю Соломона «Irony Tower».
ГК: Как сказал один француз в конце 1950‐x годов в Москве: «Коммунизм разрушат женщины, потому что им надоест ходить в одной и той же одежде, в плохих трусах, и они, видя, что мы привозим к вам на выставки, заставят своих мужей, занимающихся экономикой, сделать что-то для того, чтобы жизнь была другой». Я помню рассказ о жене Свена Гундлаха, которая во время их первого визита на Запад якобы упала в обморок в парфюмерно-косметическом магазине от обилия товаров. Но ведь и на Западе общественные революции второй половины XX века изменили сознание женщин. Они там стали другими, стали ходить на демонстрации. Однако художники – люди из несколько другой материи. Наши женщины-художницы никогда не занимались общественными делами, хотя те, кто делали карьеру, как жили, так и продолжали жить, ничего не изменилось. Я не очень понимаю, что имел в виду Костя…
ОА: Мне кажется, это похоже на то, о чем мы с вами уже говорили, – если в советской государственной политике была эмансипация, эгалитаризм и квотирование, то мы, значит, у себя будем делать уж точно наоборот…
ГК: Я не могу вывести отсюда единую линию. Я смотрю на своих сверстников и сверстниц, например: у кого-то есть дети, а у кого-то, и даже у большинства, детей нет. Художницы часто не хотели заводить детей, так как это мешало карьере. Но в то же время у других дети были, иногда по двое-трое, оттого единая картина снова не складывается и единой линии проследить невозможно. Те, у кого нет детей, когда-то говорили, что ресурсы нужно расходовать на творчество, и ведь хорошо, если у них сложилась эта самая творческая линия, а ведь сложилась не у всех, и что у них в результате? В том, что без детей женщина ожесточается, приобретает мужские черты характера, я абсолютно уверен. Но это опять вопрос эмансипации – для чего она нужна? И в результате все зависит от приоритетов, которые ставит перед собой женщина.