5
Расстегиваю рубашку на две пуговицы вниз, закатываю рукава по локти и иду по этому старому городу. Он кстати старше, чем Москва, но в нём до сих пор нет газа. Спасибо вам Лупин Антон Антонович. Наверное, никогда и не будет. Но самое лучшее, это здешние люди. Глаза раскрыты, на губах улыбка, конечно не у всех, но и у тех, у кого её нет, на лицах нет печали и печати смерти. Нету болезненной желтизны. В глазах ненависти нет. Они жизни рады, живут! А там… В шести часах отсюда, в огромном мертвом городе — маленькие мёртвые люди. С газом, светом, нефтью, золотом и дерьмом.
Но я иду. Мимо площади Лепина, где он бронзовый маленький до сих пор смотрит на всех сверху вниз. Почему кругом эти памятники? Непонятно. Не понимаю. А может и не нужно мне этого понимать а? Ведь кто я такой? А вон впереди моя остановка. Мне нужно доехать до конца города, а уж дальше пешком. Автобус как раз подъехал. Я зашел, заплатил и сел. Полупустой. Здесь, да ещё и летом, он мало, кому нужен. Спустя десять минут я выхожу и иду в магазин напротив остановки. Там я покупаю полтора литра простой воды, батон хлеба, кусок сыра, две банки мясных консервов, рис пачку, три пачки сигарет. Запихиваю кое-как это всё в рюкзак. Вешаю его обратно за спину и ощущаю прибавку в весе, но это ерунда. Деньги у меня еще есть, месяца на два точно хватит, а там посмотрим. Что-нибудь придумаем. Я ухожу с главной дороги и по обочине начинаю путь к цели. Идти совсем немного, около пятнадцати километров. Как раз разомну ноги, спину. Ходить это полезно, ещё бабуля говорила мне. Прохожу старую железнодорожную станцию, там стоят груженые товарные вагоны щебнем, углем. Людей нет. Сегодня выходной. Сегодня никто никому не нужен. Ни щебень, ни уголь, ни вагоны. Дальше по дороге возвышается старая водонапорная кирпичная башня. Она красива до безумия. Я бы там поселился. Да, она послужила бы отличным домом. Оттуда наверняка открывается отличный вид. Но я иду дальше и оставляю её позади. Там куда я иду, меня ждёт старенький дом. Тот дом, в котором меня никто не будет искать. Про него забыли все. Его строил ещё какой-то мой прадед. То есть было это давным-давно. Последний раз, я был здесь в шестнадцать лет, зимой. И то проездом на два дня. Мы с моим троюродным дядей, кому он и принадлежит, ехали в город Н. к его новой жене. Четвертой по счету. И как раз заехали проведать халупу, как он называл это место. Он тогда напился, а я ушёл гулять по берегу озера рядом с деревней. Вот я пересекаю старое железнодорожное полотно. Смотрю в обе стороны, но поезда нет, и не было давно. Иду всё также по обочине. Машин нет. Слева и справа лес и очень тихо и очень хорошо. Птички поют, цветы растут в оврагах и на полянках. Ёлки стоят высокие и пушистые, красуются друг перед другом. Над головой голубое небо, с легкими белыми облаками, быстро плывущими в моём направлении. Я всё иду и иду. В горле начинает пересыхать. Расстегиваю рюкзак и достаю бутылку воду. Делаю три глотка и кладу обратно. Из кармана рубашки вытягиваю пачку сигарет и закуриваю. Вешаю рюкзак обратно и продолжаю идти. Я наслаждаюсь видом. Постоянно кручу головой и не о чём не думаю. Я теперь один. Все близкие умерли и теперь я один. Такой мудак, ещё и человека убил. Наверняка убил. Сто процентов! Двести! Точно убил. А теперь убежал. И бегу от этого. Не по христиански оно Павлик. Под суд тебя! Но суд это тоже не по христиански. А кого это волнует, когда ты человека убил? Может, сжалятся? Я был пьяный. В состоянии аффекта. А да ладно может он живой? Может же быть? Я уже и не помню, как я стрелял. Но в тюрьму ни-ни. Лучше, пожалуй, убежать. К тому же может он живой. Может это был травматический пистолет. Может же быть? Крови не было. Вроде не было. Я не помню. Ах, чёрт побери! Всё! Перестань об этом думать! Глянь-ка мы уже пришли. За следующим поворотом, я уже всё знал. Спина болела. Ноги гудели. Эта ноющая боль в теле прервала мои мысли о ночи. Я свернул в лес, что бы сразу прийти к озеру. По старой тропинке, в тени старых деревьев я быстро добрался до него. Кинул рюкзак на траву, умылся и улегся на спину. Как же хорошо, я, наконец, добрался. Время еще есть, можно чуть подремать. Я гляжу вокруг и не верю глазам. Солнечный свет дробится сквозь зеленые листья деревьев. Повсюду россыпь полевых цветов. До дома рукой подать. Надо поспать.