— Кто такой Скинни и почему ты должна ему пятьдесят баксов? Он твой дилер или что-то в этом роде?
— Нет, — она качает головой и фокусируется на мне. — Он мой сутенёр, — шепчет она.
— Господи Боже! Какого чёрта? Во что ты себя втянула? — кричу я. Делаю паузу и выжидаю, прислушиваясь к звукам в доме, но когда убеждаюсь, что никого не разбудила, понижаю голос до злого шёпота. — Какого хрена у тебя есть сутенёр?
— Я не знаю, — произносит она хриплым голосом. — Не знаю, где ошиблась, Рэй. Не помню, когда его встретила. И не представляю, как согласилась делать то, что делаю. Но мне приходится этим заниматься, хотя это отвратительно и ненавистно мне, и он действительно убьёт меня, если не получит сегодня деньги. — Она резко поднимает голову вверх. — И это осуждение от тебя очень забавно, Рэй, мисс Подростковая мамаша Америки, — шипит она.
«Оставайся сильной, Рэй. Вспомни, что она мастер манипулирования. Ей нужна помощь, а не деньги. Её комплименты, как и упрёки, направлены на то, чтобы сыграть на эмоциях», убеждаю я себя, вспоминая статьи, найденные мной в интернете за последние несколько месяцев.
— Сегодня я говорила с твоими родителями. Они сказали, если ты согласишься пройти полугодовую программу лечения в реабилитационном центре, то после сможешь вернуться домой. Почему бы тебе просто не сделать это? — спрашиваю я, надеясь на её согласие. Но чувствую, что в этот раз всё по-другому, и глубоко в душе знаю, что она не вернётся.
— Знаю, Рэй. Я была у них. И согласилась пройти лечение. И пройду. Мне просто нужно отделаться для начала от Скинни, но он не отпустит меня без денег. — И когда я уже готова вот-вот сломаться, она шмыгает носом, показывая крупинки белого порошка на внутренней части ноздри. Это как напоминание, что каждое слово, слетевшее с её языка, продиктовано зависимостью. Я знаю, что она не была дома, чтобы встретиться с родителями. Из моих окон видна их гостиная, её родители весь вечер смотрели какой-то документальный фильм и час назад выключили свет.
— Извини. Я просто не могу, — отвечаю я, скрещивая руки на груди.
— Хорошо! — выкрикивает она, хлопая ладонями по стволу дерева. — Но можешь хотя бы одолжить фонарик? Здесь так темно, что я ни черта не вижу. Мой остался в лодочном домике.
Я иду к гардеробу и вытаскиваю свой старый розовый фонарик такого же цвета, как и два других, которые были куплены на распродаже «всё по доллару» ещё в пятом классе. Мы создали свою собственную азбуку Морзе и провели много ночей, посылая световые сообщения друг другу. Так продолжалось до тех пор, пока кто-то из соседей не позвонил в полицию и не доложил о возможном грабителе. Только после этого мы прекратили.