Так вот. Меня крайне удивило, что Зинаида Миркина, которая по-веховски, точно так, как, к примеру, Николай Бердяев, Семен Франк, оценивает ленинский Октябрь как катастрофу, пишет, что «ленинская революция открыла ящик Пандоры», что дела ее были страшны, что у Ленина, Сталина, Гитлера действительно общим было «цель оправдывает средства», в то же время полагает, что Ленин и его ленинская гвардия несли в себе совесть, что, несмотря на то, что «они убивали, сносили храмы», они были идеалистами и романтиками, несли в себе настоящую, истинную веру. И, в соответствии с этой логикой, противопоставляет идеализм и романтизм Ленина безверию прагматика Сталина. Зинаида Миркина считает, что присущая большевикам, Ленину вера в то, что меч (топор, гильотина) – учитель, была верой всей интеллигенции XIX века.
Меня позиция Зинаиды Миркиной удивила, ибо я никак не могу совместить разумом, конечно, своим разумом, ее близкую моим убеждениям программу оздоровления России с ее идеализацией Ленина. С одной стороны, характерное для Зинаиды Миркиной убеждение, что идеал обладает ценностью сам по себе и, соответственно, что человек, по настоящему верящий в этот идеал, подчиняющий ему свои действия и поступки, недоступен для морального осуждения, «не был исчадием ада». Но, с другой стороны, все надежды на реабилитацию христианской морали, на восстановление различий между добром и злом, на освобождение от того же ленинского «нравственно все, что служит делу коммунизма». Речь в данном случае идет о том, чтобы совместить ценности Чернышевского с ценностями Достоевского.
Я не хочу возвращаться к бесконечному, идущему еще с шестидесятых спору о том, кем был Сталин: верным ленинцем или циничным прагматиком, который во имя укрепления своей власти изменил идеалам Октября. Мне думается, что шестидесятник Михаил Гефтер, сказав еще в конце восьмидесятых, что любой ленинец, верящий, как марксист, что «существуют толчки истории», толкающие человечество в сторону коммунизма, должен понять, что если бы Сталин не вернулся в начале тридцатых к «громаде военного коммунизма», не начал бы силой внедрять в жизнь принципы коммунистической организации труда, государственной коммунистической идеологии, то от дела Ленина, идеалов Октября ничего бы не осталось. Россия нэпа постепенно вернулась бы в досоветское прошлое. Именно по этой причине, обращал внимание трезвый и последовательный Михаил Гефтер, нельзя не быть сталинцем, будучи ленинцем. Не говоря уже об очевидном, что в методах строительства социализма в СССР во время Сталина не было ничего, чего бы не было в больших или меньших размерах во времена Ленина. Разве не ленинец, соратник и близкий к вождю Георгий Зиновьев утверждал, что с теми десятью процентами населения, «которым нам нечего сказать, нам придется расстаться»? Разве не ленинец Бухарин придумал «логистику» концентрационного лагеря, которую переняли у большевиков гитлеровцы? Кстати, еще до появления шестидесятников Николай Валентинов, специально исследовавший философию и психологию Ленина, большевизма, сказал в своих мемуарах: «…из централизма Ленина выросло… государство концентрационных лагерей». Речь шла об СССР времен Сталина.