. Гитлер, как следует из процитированного выше отрывка из его «Майн кампф», тоже связывает успех своей «истребительной борьбы» с избранными, с «решительными бойцами».
В силу сказанного очевидно, что фашизм, как и большевизм, были партиями меньшинства, требующими неограниченной власти над большинством населения своих стран. Муссолини требовал отличать права авангарда партии, то есть меньшинства, еще и по моральным соображениям. Ведь оно, меньшинство, активисты партии, первыми пошли за ним, Муссолини, рискуя жизнью. А большинство с его низким «уровнем многих», занимало выжидательную позицию. На самом деле, настаивал Муссолини, народ не есть «большинство», а те «немногие», которые олицетворяют в своем «сознании и воле» животрепещущую идею фашизма. «Фашизм, – настаивал Муссолини, – против демократии, приравнивающей народ к большинству и снижающей его до уровня многих». Напротив, идея фашизма, с точки зрения Муссолини, «осуществляется в народе через сознание и волю немногих, даже одного, и, как идеал, стремится осуществиться в сознании и воле всех»[102].
Отсюда, кстати, об этом писал Бердяев, снова сползание к неизбежному тоталитаризму, «принципиальное оправдание диктатуры, тираническое господство меньшинства, истинных носителей чистой социалистической идеи» над «большинством, пребывающим во тьме». И, действительно, обращает на себя внимание, что сама характерная для большевиков, вообще для марксизма претензия на знание абсолютной истины, и отсюда и претензия на всевластие, неограниченную власть неизбежно ведет уже к социалистическому самодержавию, к нетерпимости, к подавлению тех, кто мыслит иначе, не признает его социалистическую, абсолютную истину. Марксистский социализм, писал Николай Бердяев, «принципиально нетерпим и эксклюзивен, он по идее своей не может предоставить никаких свобод своим противникам, инакомыслящим»[103].
Кстати, Октябрь и последовавшая кровопролитная гражданская война в России полностью подтвердили предвидение Сергея Булгакова, что мессианизм марксистского учения о пролетарской революции, учения Карла Маркса о неизбежности страшного суда над капиталистической цивилизацией, его учение о «непреодолимой пропасти» между «облеченным высшей миссией пролетариатом» и «общей реакционной массой» неизбежно приведет к тому, что «ноты классовой ненависти» полностью вытеснят из коммунистической практики «идеалы всечеловеческой любви»[104]. Учение о коммунизме, как оно изложено в «Манифесте Коммунистической партии», действительно было атеистической интерпретацией христианского учения о конце света накануне второго пришествия Христа. Стилистика «Манифеста Коммунистической партии», утверждающего, что у «пролетариев нет ничего своего, что надо было бы им охранять, они должны разрушить все, что до сих пор охраняло и обеспечивало частную собственность»