Но все же для национал-социализма характерна преступная жестокость к чужим, к представителям не своей национальности – к евреям, цыганам, полякам. А особенность большевизма, особенно в его сталинском варианте, состояла в той же поразительной жестокости, но к своим. То сладострастие, с каким большевики убивали своих, было уникально для человеческой истории. Одним из многих примеров человеконенавистнической сути большевизма была история раскулачивания, переселение так называемых кулаков и их семей в Сибирь зимой. Недавно «Новая газета» опубликовала воспоминания подобной жертвы раскулачивания, переселенной в Сибирь старообрядки Феоктисты Помоновны Казанцевой. Вот выдержки из ее рассказа: «Пороли и гнали – как скотину, охранники все с бичами. У меня годовалое дитя на руках умерло в дороге. Похоронить не дали. Били плетьми, рядом еще трое ребятишек ревут. Положила мертвого сына под кустик, заложила ветками и пошла. В топях под Колпашево три года терпели, потом сбежали. Была красивая шаль, за нее наняла людей, сплавили нас по реке. Долгой дорогой домой младший сжег пятки: в костер погреть ножки совал. До конца жизни потом с ними маялся»[110]. И здесь жестокость марксизма соединялась с русской жестокостью. Особенность русской национальной жестокости состоит в том, что она проявляется прежде всего по отношению к своим. Поэтому картина этого сталинского истязания собственного населения производила такое ужасное впечатление на современников нашей коллективизации в Европе.
В самих антисемитских страстях Адольфа Гитлера ничего нового не было. Решить «основной вопрос», как известно, пытался и ветхозаветный Навуходоносор. Как писал по этому поводу Сергей Булгаков, антисемитизм сидит в душе каждого христианина. Но надо видеть и знать, особенно нынешним, все еще многочисленным в России поклонникам коммунизма, что до марксистского учения о классах, о так называемых «раскулаченных», «отживших» классах не могла возникнуть сама проблема социального, а тем более физического уничтожения людей в таких гигантских, многомиллионных масштабах! Конечно, лично Карл Маркс не несет ответственности за преступления против человечности, совершенные большевиками, как и Жан-Жак Руссо не несет ответственности за преступления якобинцев. Но нельзя не видеть, что сама логика красного террора, то есть казнь человека не за совершенный поступок и даже не за убеждение, а за принадлежность к классу, а чаще всего за внешний вид, вырастала из учения о противоположности между классами, противоположности между пролетариатом, который был, по Марксу, «сердцем» и «смыслом» человеческой истории, и классами, которые, как он считал, были обречены на исчезновение самим ходом истории. Кстати, идеологи красного террора не стеснялись своих зверств, своей жестокости по отношению к своим жертвам, ибо они были убеждены, что каждое совершенное ими убийство приближает человечество к тысячелетнему счастью. История нашей гражданской войны подтвердила мысль Семена Франка, что чем выше идеал, чем сильнее стремление к «всечеловеческому счастью», тем больше жажда разрушения того, что есть, тем больше зверств и преступлений допускается при его достижении