. Бердяев уже тогда обращал внимание, что фашистские «перевороты» сближала с большевистскими прежде всего ставка на революционное насилие, жажда гражданской войны, полной и окончательной победы над противником. Антитеза «жизнь или смерть» характерна и для большевиков, и для фашистов. Конечно, писал Николай Бердяев, «ленинизм не есть… фашизм, но сталинизм уже очень походит на фашизм»
[147]. И, действительно, тоталитаризм Гитлера, основанный на «диктатуре миросозерцания», уже до деталей повторял диктатуру Сталина, основанную на «единственно верном марксистско-ленинском учении»
[148]. Иезуитское «цель оправдывает средства», конечно же, роднило национал-социализм с большевизмом. Национал-социализм и большевизм были коллективистскими идеологиями.
Честно говоря, когда читаешь полемику немецких философов 1986 года по поводу исследования Эрнстом Нольте влияния большевистской революции на зарождение национал-социализма, то обнаруживаешь для себя явное превосходство нашего русского понимания марксизма над немецким. Лично меня поражает позиция Юргена Хабермаса, который в споре с Эрнстом Нольте настаивает на том, что идеалы коммунизма, которыми руководствовались большевики, были наполнены «гуманистическими традициями», а вот политика национал-социализма выросла из «грошовых брошюр вульгарных антисемитов»[149]. На этом основании Ю. Хабермас настаивает на том, что нельзя ни в коем случае искать родственные черты между большевизмом и национал-социализмом. Вряд ли работу Альфреда Розенберга «Безнравственность в Талмуде» можно считать «брошюрой вульгарного антисемита». Но стал бы такой серьезный мыслитель, как русский теолог Сергей Булгаков, посвящать целый раздел своей книги «Расизм и христианство» полемике с авторов дешевых брошюр? Кстати, именно «Безнравственность в Талмуде» Альфреда Розенберга позволила Сергею Булгакову раскрыть родство национал-социалистического мессианизма с марксистским. Еще меньше было оснований у Ю. Хабермаса интерпретировать марксизм как средоточие европейского гуманизма. Сергей Булгаков, кстати, как и Ю. Хабермас, переболевший в молодости увлечением марксизмом, еще в 1904 году доказал, что смысл марксизма надо искать не в его якобы высоких гуманистических идеалах, а в тех средствах, которые он хочет использовать во имя их достижения. Вся проблема в том, обращал внимание Сергей Булгаков, что Карл Маркс связывает достижения своих идеалов с самыми низменными человеческими страстями, а именно жаждой классовой борьбы и уничтожением своего противника. Социалистическая эсхатология Карла Маркса, доказал Сергей Булгаков, не несет в себе ничего гуманистического, ибо на самом деле Карла Маркса «не беспокоит судьба индивидуальности», а «личности погашаются социальной категорией». Люди для Карла Маркса «как бы алгебраические знаки, предназначенные быть средством для тех или иных, хотя бы весьма возвышенных целей»