.
Правда, уже в своей поздней работе, в книге «Истоки и смысл русского коммунизма», написанной уже после прихода Гитлера к власти, Николай Бердяев напоминает, что Константин Леонтьев чувствует, что русские родят из своих недр антихриста, коммунистическую революцию. «Коммунистическую революцию, – пишет Николай Бердяев, – он предвидел более точно и детально, чем Достоевский. Он предсказывает, что революция будет тиранической и кровавой, что она будет не либеральной, а коммунистической, что в ней не будут провозглашены права и свободы, и будет низвержена либерально-радикальная интеллигенция. Революция не будет гуманной, и ей понадобятся древние инстинкты властвования и подчинения». Но почему-то снова здесь Бердяев настаивает, что Константин Леонтьев был якобы врагом идеи социализма, не связывает исходный «аморализм» Константина Леонтьева, о котором упоминает в его исходной характеристике[202], с его положительным отношением к «древним инстинктам властвования и подчинения», к государственному насилию, которые вернутся в мир вместе с неизбежной победой коммунизма в России. В этом отношении, как я уже обратил внимание, в монографии О. Л. Фетисенко дается более целостная, объективная и, самое главное, последовательная картина формирования позитивного отношения Константина Леонтьева к возможной победе коммунизма в России.
На самом деле, как показывает О. Л. Фетисенко в своей монографии, Константин Леонтьев, в отличие от Герберта Спенсера, которого он читал и который, по его словам, как либерал ужасался возможным коммунистическим насилием «всех над каждым», а потому не допускал даже возможности возвращения Европы назад к коммунизму как военной организации общества, напротив, не только не допускал возможность «социалистического устройства», как он его называл – «охранительского социализма», но и предпочитал его буржуазному обществу как будущему России. «Социализм, – настаивал Константин Леонтьев, – так или иначе восторжествовать должен. Что он такое будет – сам этот социализм – орудие<м> ли только всеобщей анархии или залогом и основой нового неравенства и деспотической организации – это еще загадка»[203]. Саму идею социализма, правда, в его понимании как реставрацию феодальной иерархии на основе общинно-государственной организации труда, Константин Леонтьев считал «не „мечтою“, не „благочестивым желанием“, – но одним из таких необходимых условий нашего дальнейшего развития – без которого наша Россия должна весьма ненадолго пережить Европу, эгалитарно таящую сверху и анархически (либерально) – взрываемую снизу»