Во всех трех браках иерархические предписания о том, что жена должна слушаться мужа, подрывались опытом совместной работы: выдача займов и торговля ювелирными изделиями в Гамбурге, шелкоделательная мастерская в Туре, изготовление гравюр и издание книг в Нюрнберге и Франкфурте. Если верить Мари Гюйар, ее муж также позволял ей по многу часов предаваться молитвам, а Иоганн Андреас Графф явно уважал энтомологические разыскания жены. И все же такие отношения еще не гарантируют удачного брака. Только Гликль, впервые увидевшая своего жениха в день помолвки, повествует о долгих годах любви и страсти с Хаимом. Мари «любила» мужа в те год-два, что они прожили вместе, но их отношения омрачились «позором», связанным с другой женщиной. Что касается Марии Сибиллы, ее супружество с человеком, которого она знала не один год, окончилось крахом: возможно, этому способствовала их сексуальная несовместимость и уж точно — разногласия из‐за обращения Мериан в сектантство.
Среди этих трех женщин нет сухих и холодных родителей, некогда характерных для описаний семей XVII в., но тон и тембр материнского голоса у них разные. Отправляя детей во взрослую еврейскую жизнь, Гликль рассчитывала скорее на их ранние браки, чем на отдаленное наследство. Она хотела добиться понимания ими своих чувств и того, чего она от них хочет, а потому открыто выражала любовь, тревогу, гнев и печаль. В общем, дом был не тихий. Мари Гюйар, не слишком успешно разыгрывая отстранение от сына, до бесконечности говорила о нем и своей ответственности перед ним — сначала с исповедниками, а в конце концов и с ним, при помощи такого безопасного способа общения, как переписка. Оба вспоминали сцены детства, когда он плакал и возмущался, а она спокойно заявляла, что такова воля Господа. Расслышать материнский голос Марии Сибиллы сложнее, хотя любовь и признательность, с которыми отзывалась о родительнице после ее смерти Доротея, подсказывают, что так же, вероятно, говорила о дочерях и Мериан. Наверняка нам известно лишь одно: пусть и за отцовский счет, но она завоевала их преданность, сохранив ее, даже когда они в конце концов зажили самостоятельной жизнью.
Мериан также завещала дочерям свою неиссякаемую легкость в сочетании ролей художника и натуралиста. Она сама упоминает об этом выдающемся качестве, однако этим ее рассуждения о женских способностях и ограничиваются. Мари Воплощения пошла дальше: она не только подвигла свою племянницу Мари Бюиссон на то, чтобы стать урсулинкой, но и нарисовала множество портретов французских монахинь и новообращенных индианок в виде апостольских миссионеров и наставников. Гликль бас Иуда Лейб была милосердна и «учена» (