Один врач, светило гаитянской медицины, признавая, что одержимость возможна только в строгих рамках ритуала, однако же настаивал, что подобные случаи являются «следствием массовой психопатии в сельской местности, питаемой не личным или коллективным опытом, а генетически суеверной натурой гаитянского крестьянина. Нечто вроде “народного психоза” людей, вынужденных постоянно жить натужно, “на пределе сил”»[152]. Подобные высказывания можно услышать и от специалистов, сочувственно настроенных по отношению к культу водун. Доктор Жан Прис-Марс[153], один из первых симпатизантов этой религии в интеллектуальных кругах, считал одержимость формой поведения «некоторых неуравновешенных личностей с мифоманиакальной конституцией», поясняя последнюю как «сознательную патологическую склонность к сочинительству сказок и преданий».
Пустозвонство многословных пояснений становится очевидным, как только дело доходит до неопровержимых материальных явлений, сопутствующих одержимости. Признавая, что верующий водунист может погружать руки в кипяток без видимого ущерба для здоровья, другой уважаемый гаитянский медик замечает, что «туземцы без наркоза переносят болезненные операции, чьё зрелище повергнет в ужас цивилизованного человека»[154].
Потом он, в порядке излишне смелой гипотезы, вспоминает про пациентов психиатрических больниц, сжигавших себя живьём и не замечавших, как испепеляется их плоть. Забывая напомнить, что пламя, по многочисленным свидетельствам, не причиняет вреда одержимым.
Самое пагубное в этих околонаучных спекуляциях, это представление об одержимости как аномальном поведении, бесповоротно развенчанное антропологами (тем больше оснований им, а не психиатрам верить). Согласно одному этнографическому обзору, среди 488-ми обследованных ими племён, 360-ти знакома та или иная форма одержимости. В том числе и нашему обществу – под названием «транс». От дельфийских оракулов Древней Греции до шаманов дальнего Севера, одержимость духами считали рядовым явлением в ходе религиозной церемонии. И все-таки, результаты наблюдений антропологов, скорее доводы, чем выводы. Они точно описали феномен одержимости – преобразование отдельных аспектов человеческой души с последующим их объединением. Кроме того, они не ошиблись, подметив, что одержимость духами служит духовным катарсисом, целительным очищением души, но на более высоком социокультурном уровне.
А главный, не дающий покоя вопрос, между тем, остаётся без ответа. Каким образом одержимый духом, не помня об этом сам, всё же демонстрирует предсказуемое, подчас довольно затейливое поведение конкретного демона? Конкретного, потому что гаитяне знают своих демонов в лицо, и редко ошибаются при встрече с ними. Легба, например, имеет обличье ветхого старика с костылём и походкой Паниковского с тросточкой. Эрзули Фреда – тщеславная краля, требующая невозможного. Воинственный Огун обожает пламя и сталь, он размахивает мачете и любит класть на ладонь контактёрам раскалённые угольки. Но почему же от них не бывает ожогов? На этом важном месте моя научная логика неизменно давала сбой. Даже если существует естественное объяснение столь экстраординарных способностей, оно всё ещё находится в тех сферах взаимоотношений духовного с телесным, в которые западная наука едва только начала проникать. Согласитесь, не имея научного объяснения при нулевом личном опыте, как-то глупо пренебрегать мнением тех, кто знаком с этим феноменом не понаслышке.