— Помилуй господи, об чем речь?
— Э, не знаешь ты ничего, мать… Ну ладно, вот умоюсь — расскажу тебе все. Может, и не пустишь потом.
— Что несуразицу мелешь? — ворчала бабка, гремя по кирпичам заслонкой. Выдернув рогачом из золы чугунок теплой воды, она вышла на крыльцо поливать руки, шею зятю. — Или поругались? Небось она там с жиру бесится, ты тут, а мое дело тралитетное: муж и жена — одна сатана, сами по себе усоюзитесь! А раз приехал — стал-быть приехал, не на что и тарахтеть…
— Лей, лей шибче, «тралитет», — смеялся, фыркая, зять. — Пока не кусают, все мы нейтралитетные, а как цапнут ниже поясницы, дак каждому небось штанов жалко.
Любка еще не уснула. Она натягивала на макушку одеяло, чтобы не слышать отчима и не разговаривать с ним. Наутро он уедет, думала она, как не раз уезжал с зарею и раньше, когда приезжал за лесом.
До седьмого класса звала его Любка папкой. Мать, когда выходила замуж, сказала ей:
— Вот, Любаш, будет у нас новый отец. Ты ему не прекословь, он обижать не будет. Слушайся его… Поняла?!
— По-ня-ла… — хлюпала, отвернувшись от матери, и гундосила Любка.
— Не реви, мала еще! — посуровела мать. — Рано ревешь. Играй вон в дочки-матери. Тебе хорошо будет.
Отчим, привыкая к Любке, не навязывал ей своего отцовства, не «дочкал» на каждом шагу. Возвращаясь из рейса, он почти всегда приносил ей в бумажных замусоленных кульках гостинцы.
— На-ка, Люба, чего я тебе добыл!..
Вперемешку с дорожным сором там были жамки и паточные конфеты. Любка совала по конфете за щеку и бычком глядела на отчима:
— Спаси-ибо…
— Ну-ну, — гладил он ее по плечу, — ешь. Я тебе еще привезу.
Мать и отчим иногда ссорились между собой, но Любка не обращала на это внимания — пока не повзрослела, пока не стала вслушиваться в их перебранку. А тут вдруг и в школе произошла у нее большая неприятность. В тот день Любу принимали в комсомол. Она волновалась тем привычным и приятным волнением, какое бывает обычно перед экзаменом, когда заранее знаешь, что экзамен сдашь хорошо, а все-таки боишься… Она вызубрила от корки до корки Устав и, пунцовая от счастья, на вопросы ответила без запинки. Комсорг спросила у собрания, какие будут предложения, и тогда встала одна девочка и, помявшись, сказала:
— Есть предложение… не принимать.
Все удивились: почему?
— Потому что она за нечестные деньги покупает пряники и ест…
Стали эту девочку выспрашивать обо всем подробнее, и она обвинила Любку:
— Какая же комсомолка, если родителей не можешь перевоспитывать?! На нашей улице все говорят, что твой отец калымщик, за счет других живет. А ты еще на переменках угощаешь всех… постыдилась бы.