Лис на псарне (Щепетнёв) - страница 33
Если честно, на жуков мне было плевать. К тому же наверняка все мои перемещения передают наручные часы. Это наяву.
Я вышел в коридор.
В фильмах, особенно старых, любят показывать камеры видеонаблюдения, поворачивающиеся, аки змеиные головы, вслед крадущемуся герою. Всё в прошлом. Нынешние видеожучки и в самом деле не крупнее клопика, потому легко маскируются. Другое дело — камеры демонстративного наблюдения, те да, остались заметными, но сверхширокоугольный объектив обеспечивает круговой обзор безо всяких движений электростража.
Но жуки меня не видели, хоть и работали. Если они мне снились, то я им определенно не снился.
Рядом с моим покоем другой, пустой, но он мне неинтересен.
Я несся по коридорам замка туда, откуда доносился еле слышный, а для дневного уха и вовсе не слышный шум прибоя. Шум или иллюзия шума, вроде той, которая бывает, если поднесешь к уху морскую раковину. Прибой? Или это кровь течет по артериям?
Наконец коридор закончился дверью. Но я умею проходить сквозь стены.
И я прошел рядышком с дверью. Сон сном, но я чувствовал мертвую структуру камня, и тьма на мгновение окутала меня: стена-то полутораметровой толщины, построенная в расчете не на осадные орудия времен хана Батыя, а на хорошую бомбу. Может быть, даже атомную, если та чуть собьется с пути или окажется слишком уж тактической.
Коридор продолжался и за стеною. И я полетел — касаться пола не хотелось. Летел вдоль ряда дверей, за которыми слышались отзвуки минувшего дня. Что мне звуки, когда где-то рядом бьет неумолчный прибой?
Поворот. Выбор — лифт или длинная лестница. Лифт я во сне не люблю, да и заставлять сниться лифт работающим — зряшная трата ментальной энергии. Поэтому я просто опустился на восемь пролетов — и каких пролетов — ниже уровня земли. И это был не последний уровень. Замок определенно напоминает айсберг. Если были башни, подпирающие небо, то были и шахты, ведущие в недра.
Но глубоко сегодня я опускаться не собирался.
Вокруг меня царили свет и чистота — как в операционной. Стены и потолок обложены кафелем, добротным немецким кафелем, который навеки и который скрепил отличный цемент, да и почему ему не быть отличным: отсюда не уворуешь и на сторону не продашь. Не в городе, чай, строили, и не халтурщики-однодневки. Тут срок десять лет за короткий шел.
У Гитлера в Альпах чайный домик был куда меньше, вдруг подумал я. И архитектор знал и помнил о том.
Еще одни двери, большие, раздвижные. Но раздвигать я их не стал. Просто пролетел сквозь тягучий металл.
Пролетел — и остановился.
Я очутился в зале. Не очень большом, не очень маленьком. В зале было пять стен — правильный пятиугольник, Пентагон. В центре зала — возвышение, сцена, подиум — как хочу, так и назову, мой сон. Возвышение повторяло очертаниями зал. И уже в центре возвышения висел темно-красный шар, который освещал пространство вокруг себя. Был он около метра в поперечнике, скорее, метр ноль пять — и дышал, то на сантиметр увеличиваясь, то уменьшаясь. И шум прибоя раздавался как раз от этого шара.