— Утки сели, стреляй, Егордан…
— Да нету зарядов, все сгорело, — ответил Егордан и, повернувшись на другой бок, снова захрапел.
— Вот обида! Ну, тогда хоть спугну их.
Давыд выскочил из шалаша и забегал вокруг озерка. Он фыркал изо всей силы, хлопал в ладоши и кидал в воду комья глины. Потом, вернувшись, заорал во всю глотку:
— А где Эрдэлир? Куда девался Эрдэлир? Какой черт утащил его? Эй, Майыс!..
Не успел Давыд обежать жилище Майыс и оказаться у его входа, как Дмитрий пробил головой общую стенку шалашей и, проскользнув на свою постель, укрылся с головой.
— Майыс, ты не видала Эрдэлира? — снова раздался голос Давыда.
А Егордан, быстро прикрыв отверстие в стене, пробитое Дмитрием, крикнул:
— Да ты что, дуралей, сбесился, что ли? Вот же он, Дмитрий!
Прибежавший обратно Давыд совсем растерялся.
— Так ведь не было же его здесь!
— Молчи! Спать не даешь. Еще с вечера тут.
— Да ведь не слепой же я, не было его…
— Зрячий дурак хуже умного слепца видит.
Парень лег, обиженно посапывая и что-то бормоча себе под нос. Но с этой ночи он стал настороженно следить за молодыми людьми и уже не так активно выражал свой восторг по поводу «неудач», выпадавших на долю Майыс и Дмитрия при очередной жеребьевке.
Наедине Егордан не раз порицал Дмитрия за легкомыслие. Но тот совсем потерял голову от любви и не только не задумывался над будущим, но, казалось, даже не понимал упреков Егордана, хотя и слушал его со вниманием. Он был уверен, что нет на свете такой силы, которая могла бы помешать его счастью.
— Неужели ты хочешь пойти наперекор судьбе? — наступал на него Егордан.
— Мы с ней во всем согласны, чего же еще? — медленно отвечал Дмитрий.
— Так ведь наша судьба не от нас зависит.
— А от кого же? Не от богача ли Федора Веселова да от попа Василия. Попова?
— А все-таки нельзя так играть счастьем девушки.
— Да я ведь не играю, не играю я! — горячо уверял Эрдэлир. — Ее счастье только со мной. А чем я хуже других? Разве вот штаны рваные ношу? Но ведь люди подбирают себе штаны, а не штаны людей… Ты сравнивай людей голыми.
— Лисиц сравнивают по меху, а людей по богатству, — печально произнес Егордан. — Шерсть-то ведь на нас и не росла никогда. Мы голыми родились, голыми и умрем. Сам рассуди: отец не отдаст, поп венчать не станет. Как же ты после этого думаешь жениться на ней?
— Вот весною возьму Майыс и убегу с ней в тайгу, тогда ищи меня…
— А не слыхал ты, как у нас говорят: «У царя руки длинные, у закона глаза зоркие»?
— Может, скоро отрубят царю руки, а у царского закона глаза лопнут! Виктор Алексеевич не верит, что царь долго продержится.