* * *
Это эссе было чистой провокацией или оно содержало какое-то серьезное послание?
Что за кошмарная идея — подумать, что я мог что-то написать с серьезным посланием, но это по крайней мере лучше, чем написать что-то с моральным нравоучением. Если вы настаиваете на определении, я бы сказал, что под причудливым диалогом было сокрыто несколько истин о состоянии современной литературы, которые следовало предъявить публике. Античные историки имели обыкновение давать нам восхитительную беллетристику в виде фактов, а современные беллетристы одаривают нас скучными фактами под видом художественных произведений. Многообещающие молодые писатели с естественным даром преувеличения и утрирования в короткий срок впадали в нездоровую привычку «изображать правду жизни» и кончали тем, что писали романы настолько жизненные, что вряд ли кто им мог поверить. Ярким примером послужило издание одного тошнотворно сентиментального трехтомного романа, поэтому я обратился с призывом вернуться к искусству говорить прекрасные неправильные вещи и возродить благородное, но утерянное искусство лжи. Разумеется, раз уж я это предложил, я и должен был показать, как это делается, и в результате написал «Портрет Дориана Грея».
* * *
То есть вы впустили свежий воздух в английский роман.
Возможно. Лучше сказать, что я просто впустил совершенно другой воздух. Это была книга о поклонении тем смыслам, которых англичане, с их инстинктивным ужасом перед страстями и чувствами, которые кажутся им больше их самих, никогда по-настоящему не понимали. Викторианская Англия пыталась морить голодом такие чувства, укрощать их или убивать болью, вместо того чтобы включить их в новую духовность, как это сделал я. Но вы вряд ли можете ждать другого от нации, которая имеет удивительную власть превращать вино в воду.
* * *
А вы предполагали, что этот роман наделает столько шума?
Я знал, что его ждет неодобрение, но и представить себе не мог степень вызванного им недовольства. Это было замечательно, — и, разумеется, я был очень доволен. Естественно, я сколько мог подогревал ажиотаж ответами критикам, особенно тем, кто совершал непростительный грех, пытаясь смешать художника с предметом изображения и предположить, что автор столь же аморален, как и его персонажи. Вспоминаю, как моя бедняжка жена сказала тогда: «После того как Оскар написал „Дориана Грея“, никто не будет с нами разговаривать».
«Дайте человеку маску, и он скажет вам правду», — заявил однажды Оскар Уайльд, и этот афоризм как нельзя лучше подходит к его собственной жизни. Считается, что где-то к 1887 году он стал настоящим гомосексуалистом. Робби Росс, позднее доказавший, что он самый верный друг Уайльда, и впоследствии получивший право распоряжаться его литературным наследием, стал, возможно, его первым любовником. Потом были еще один или двое, и наконец в 1891 году в его жизни появился лорд Альфред Дуглас (Бози, как его называли родственники и близкие друзья). Жена Уайльда, Констанс, скорее всего, не подозревала о его внебрачных связях и узнала обо всем лишь за несколько месяцев до суда. И все чаще в произведениях Уайльда появляется тема сокрытия правды.